Конец табачной сигареты загорелся оранжевым.
- Остальные разбежались. Залегли на дно. – Подметил Игнис: - Но мы всё равно пришли.
- Хотя вы не хотели. – Произнес Вон несказанную часть предложения: – Потому что вы спрашиваете себя, что же, чёрт возьми, сделал Торрис Вон, чтобы потом бегать от Адепта Сороритас?
- Да, - сказал Ринк, - и послание. Мы даже не знали того, кто его принес - какой-то богатенький заносчивый проныра.
- Тем не менее, вы пришли. Это хорошо. Даже не смотря на то, что псы Ла-Хейна и каждый городской часовой на Неве будут выискивать нас, вы все равно пришли. – Он вдохнул сладкий дым: - Вы не пожалеете об этом.
Игнис моргнул.
- Мы не останемся здесь… Вон, скажи, что мы больше ни на секунду не задержимся в этой набожной молитвенной помойке, – в конце предложения его голос повысился.
- Послушай-ка, - сказал Вон, усмехнувшись, - Мир, который ты поносишь – мой родной. И да, мы останемся. Здесь нас ждет большой куш, Иг. Больше, чем ты можешь себе представить. С помощью моих, э-э, богатых друзей, мы получим его, и, кроме того, нечто большее.
- Большее? – спросил Ринк, - Такое как?
- Как месть, Ринк. Кровавая месть, - глаза Вона хищно сверкнули.
Игнис отвел взгляд. Играя со свечой, он заставлял пламя менять форму.
- И кто же эти твои друзья? Знатные выходцы или высшая каста мудрецов? Зачем они нам?
- Затем, что они могут дать нам то, что нам нужно, парень. Ты знаешь, что богатеи желают лишь одного - стать ещё богаче. Они не знают, каково это – быть бедными и беспомощными, и боятся упасть к этому. Это делает их предсказуемыми и слабохарактерными.
Юнец нахмурился.
- Мне не нравится, когда люди вокруг смотрят на меня. Словно видят мою метку. Каждый раз, когда я иду по улице, мне кажется, будто люди сейчас закричат, вызывая ордос… «Скорее сюда! Хватайте этого колдунишку!». Я не хочу оставаться тут, - пламя свечи ярко горело, облизывало его пальцы, но Игнис, кажется, этого и не замечал.
Вон сделал длинную затяжку.
- А ты, Ринк? У тебя тоже есть жалобы?
- Не люблю священников, - неспеша произнес здоровяк, - Они били меня, когда я был ещё мальчишкой.
Лицо Вона медленно растянулось в улыбке.
- Все мы - раненые птенцы, разве нет? Послушайте, парни, что я вам скажу – нет на свете человека, который ненавидел бы Неву сильнее меня. Но у меня здесь незаконченное дело, и с подачи сестёр Пресвятой Девы-Мученицы любезно доставивших меня домой, я могу закончить его. – Он очертил сигаретой круг в воздухе, - Для начала, нам нужно зажечь несколько огней в Нороке и преподать уважаемому дьякону взбучку, которой он так заслуживает. Тогда мы приступим к нашей основной цели, - губы его скривились в улыбке, - А когда мы закончим, вся эта поганая планета будет гореть.
При этих словах Игнис поднял голову.
- Хотел бы я этого.
- Потерпи, - пообещал Вон, - Просто потерпи.
Тюрьма была монументом устрашения. В её внешних стенах не было ни одного окна, только лишь узкие прорези, через которые управляемые когитаторами автоганы следили за открытым пространством вокруг здания. Холодные орудия жужжали и щелкали, когда люди проходили через их поле видимости, всегда готовые выпустить град пуль в беглецов или нарушителей.
Таковых, разумеется, никогда не было. Центральный район Норока был образцом благочестивости и законопослушия, и если бы не активность менее дисциплинированных граждан других районов города, местным стражам порядка не осталось бы ничего, кроме как начищать силовые дубинки, да участвовать в парадах. Часть той силы, что держала население в повиновении, исходила именно от таких зданий как тюрьма. Конусообразное сооружение, всю поверхность которого покрывали барельефы, повествующие о жестокости - это видел каждый, кто пробовал поднять голову.
Исправительное заведение, как было известно, было пропагандистским произведением искусства огромных масштабов. Каждый ярус был украшен скульптурами служителей Империума – арбитров, космических десантников, инквизиторов, сестёр битвы и многих других – убивающих и очищающих тех, кто нарушал имперские закон и учение. Такие ужасные преступления как изнасилование и детоубийство торжествовали с мелким воровством, ложью и неповиновением. Каждый преступник был изображен в момент совершения злодеяния, испытывающим на себе всю суровость кары. Из установленных на самой вершине конусообразного здания громкоговорителей доносились мрачные гимны и строгие проповеди, повествующие о природе преступлений. Вся постройка служила предостережением для тех, чей ум посещали мысли о преступлении.
Сестра Мирия направлялась через площадь к тюрьме. Рядом шла Кассандра, чуть позади - госпитальер Верити.
- Её присутствие действительно необходимо, старшая сестра? – уголком рта спросила Кассандра.
- Лишняя пара глаз всегда пригодится, - ответила Мирия, но, по правде говоря, это было слабым оправданием. Если бы ей был нужен ещё один наблюдатель, она просто могла бы взять с собой Изабеллу или Порцию. Мирия чувствовала гнёт чувства долга перед своей подругой Летой, а присутствие Верити не давало ей покоя. В некотором роде, она чувствовала, будто только госпитальер может даровать ей прошение. Или это моя собственная вина говорит во мне? Старшая сестра прогнала эти мысли прочь. Верити хотела видеть человека, который помог Вону убить её сестру, и Мирия не видела причин отказывать ей.
У ворот сестёр ожидал судебный исполнитель с шевронами ветеран-сержанта. С мрачным видом он повел их через тюремные посты безопасности. Другие исполнители отвлекались от своих дел, чтобы получше рассмотреть проходящих мимо сестёр. В глазах стражей порядка не было благоговения или уважения, лишь только плохо скрываемые ухмылки и смешки. Служители закона перешептывались между собой, высмеивая женщин, практически на глазах у всех упустивших печально известного псайкера.
Губы Кассандры скривились, и Мирия поняла, что та еле сдерживалась, чтобы не сорваться и не ответить. Покачав головой, старшая сестра притушила пыл своей подчиненной. У них были более серьезные проблемы, чем мнение рядовых полицейских.
- Мы держим их по-одиночке, - сказал сержант, - с тех пор как они здесь, двое уже погибли.
- Каким образом? – удивилась Верити.
Сержант изогнул брови.
- От ран, я полагаю. Оступились на лестнице.
- Вы их допросили? – Мирия изучала двери камер, когда они проходили сектор с заключенными.
- Ничего полезного мы от них не узнали. - Признался судебный исполнитель: - В основном, плачут о своих женах и детях, - он скривился, - взрослые мужчины, некоторые из них даже мочились в штаны и кричали как младенцы. Жалкое зрелище.
