давно не было. Не мог он заставить себя испытывать гнев. Не было на него сил. Питающую ярость в глазах давно сменило затравленное выражение, рожденное чувством обреченности.
— Ребенком шантажировать будешь, сука? — Как-то отстраненно бросил он понимая, что сам бы именно так и поступил, будь к тому хоть малейшая возможность.
Воронцов рассмеялся. Негромко, но зло.
— Представь себе, буду. — Довольно убедительно констатировал он. — Мне в жизни жути пришлось творить столько… От жизни твоей девочки зависит безопасность граждан империи. Если бы у меня не было выхода, то…
Григорий Никитич недолго помолчал, давая собеседнику шанс осознать сказанное.
— … Вот только выход есть, — продолжил он. — Итак, мое предложение: если ты мне не поможешь, то я просто НЕ СТАНУ принимать никакого участия в жизни твоей дочери.
Повилас открыл было рот для сакраментального "И чо?..". Но тут же закрыл его. Нынешний собеседник не из тех, что станет болтать попусту. А это значит, что его слова следует, как минимум, обдумать.
Итак, что грозит Нике, если ее отец просто исчезнет? Имперский детский дом. Отчего-то Шрам был уверен, что если его последней просьбой станет отправить дочь в латвийское подобное учреждение, то ему не откажут. А еще диверсант прекрасно знал, что никогда такого не попросит. За благостной картинкой на его родине частенько скрывалось истинное равнодушие к тем, кому повезло меньше. Уж лучше пусть остается в Руси. Имперцы хотя бы дают профессию и хоть как-то помогают вступить в самостоятельную жизнь. Но все равно, без имени, денег и с таким бэкграундом пробиться в жизни будет довольно тяжело. И это если она не сломается куда раньше. Дети жестоки. Уж он-то знает об этом совершенно точно. А чужачка, да еще и "мягкотелая", "богачка" — с высокой долей вероятности станет объектом для травли. И даже если сотрудники интерната приложат все усилия, вероятность психологического слома в первые же месяцы именно для его дочери — очень высока.
Повилас глянул на задумчивого графа. Действительно, иногда вовсе нет смысла быть "злодеем", достаточно лишь отойти в сторону и не мешать естественному ходу вещей.
И даже злиться толком не получается. Во-первых, самого его при достижении цели нежный возраст объекта пыток не остановил бы. А, во-вторых, все-таки при инерционном варианте событий девочка будет расплачиваться именно за его грехи.
Вот и предмет для торга: не будет ли Ника ЖИТЬ, а то КАК она будет жить после того, как Повилас примет свое решение.
Для него самого приемлемых вариантов не оставалось.
— Кстати, — негромко заметил граф. — Полагаю, стоит тебя перевести поближе к Ковальчик. Она просто донимает персонал просьбами о встрече с тобой.
Шрам вздрогнул. Отчего-то он был уверен, что Наталия к нему добрых чувств не питает. А страшнее вопроса о том, что способна сотворить сумасшедшая жница с телом еще живого человека, лишь вопрос СКОЛЬКО она способна это самое творить.
"Это-то "пережить" еще можно!", — диверсант и сам усмехнулся подобному каламбуру. А вот вопрос с Никой оставался открытым.
— Мои гарантии? — Спросил он пересохшим горлом.
— Только мое слово, — равнодушно пожал плечами граф. — И шанс для девочки. Это все.
***
— Он согласился. — Негромко констатировал князь Михалков, не отрывая взгляда от весело поблескивающих солнечных зайчиках, "отскакивающих" от небольших волн Мойки.
В данный момент он нарушал все и всяческие протоколы безопасности, распахнув плотную портьеру и встав прямо у окна. Никита Владимирович и сам не представлял всех тонкостей возведенного вокруг здания "Бастиона". Однако точно был уверен, что до него не долетит даже самая "хитровымудренная" пуля из известных его ведомству, ни мощное заклятие. Магия и техника столь плотно сплелись в общей защите объекта, что иногда даже спецам было сложно понять где заканчивается одно и начинается другое. Хотя бы просто увидеть главноуправляющего с улицы было невозможно. Качественная иллюзия не только создавала эффект задернутой шторы, но и "смещала" визуально окно для взгляда наблюдателя. То есть, любой выстрел пришелся бы не на оконный проем, а в толстые стены, буквально пронизанные древней магией и арматурой из особого сплава. Пожалуй, подобная защита могла выдержать и прямое попадание ядерной бомбы.
"Вот только какой в этом смысл, продолжать дальше жить, когда все что ты призван защищать уже погибло?", — в который раз подумалось ему.
И все равно, не смотря на все предосторожности и ухищрения, древняя инструкция, запрещающая подходить к незакрытому портьерой окну, так никем еще не отменена.
— Григорий Никитич умеет убеждать. — Дипломатично отреагировал Ефимовский, вполне верно уловивший сумеречное настроение патрона.
— Гриша…, - вздохнул князь. — Он умеет, да.
Отчего-то вспомнились ему не самые спокойные моменты жизни. Зато там было все предельно понятно: есть враг, есть автомат и необходимость организовать скорую встречу противника с господом. Когда же оно успело все так усложниться?
Князь сделал глубокий вздох и решительно запахнул портьеры, словно отрезая себя от неприятных размышлений.
Рабочее настроение вернулось моментально. Такие приступы меланхолии случались время от времени. Но длились недолго. Да и избавляться от них князь научился еще лет семьдесят назад.
— Как там наши молодые? — Поинтересовался он.
— Сидят у себя на базе. — Пожал плечами Андрей Иванович.
— Шампанское пьют и дисциплину хулиганят? — Улыбнулся Михалков, очень довольный, что хотя бы этот груз свалился с его плеч.
Ефимовский улыбку вернул сторицей:
— Спят, отдыхают и в принципе не желают никого видеть, — объяснил причину своего веселья полковник. — Причем все.
Михалков подумал несколько секунд, после чего констатировал:
— В этом мире точно ничего не меняется. Солдат спит — служба идет!
Ефимовский на такое замечание только усмехнулся:
— Пусть их! Нам тоже нужно отдохнуть, а пока они спят к зубами к стенке, новостей от них нет!
— Будите меня только если придут плохие новости, — усмехнулся хозяин кабинета, чей дед был знаком с автором ставшего крылатым выражения.
— А если хорошие? — Поинтересовался полковник, со знаменитым изречением Наполеона I до сих пор не сталкивавшегося.
Звонок телефона в дребезги разбил покой, царивший до того в кабинете. Экстренная линия.
— А если хорошие — ни в коем случае! — Закончил мысль князь… И поднял трубку.
