пришло?
– А давайте я, – вызвался Григорий. – У меня, знаете ли, рука легкая.
– Уверен?
– Не сомневайся, Эд. Иначе как бы я попал на «Одиссей»?
– А остальные как попали?
Григорий усмехнулся.
– Остальные попали заслуженно, командир.
– Really? Ну что ж, ткни, скромняга. One, two, three… Push down!
– К чертовой бабушке! – закричали остальные, скрещивая пальцы.
Григорий ткнул клавишу, и через мгновение в ракетных дюзах «Калифорнии» зажглись бледные при дневном свете огни.
– Работают, – сообщил БД.
Клаус иронически хмыкнул.
Похожая в своих обтекателях на огромное яйцо, «Калифорния» послушно уменьшалась в размерах, снижалась, отставала. Начиналась главная, самая напряженная часть ее жизни.
– Есть обратный отсчет, – отозвался Клаус. – Что там с погодой, мой наблюдательный галл?
Стеклянный глаз «Одиссея» был обращен отвесно вниз. С орбиты просматривалась обширная поверхность, поделенная на отдельные участки наблюдения; каждый член экипажа усердно всматривался в отведенный сектор. Кроме того, с полной нагрузкой работал и бортовой телескоп.
– Никаких признаков пыльной бури, – отозвался Венсан. – Видимость – просто идеальная. Даже в Элладе тишь. Странно…
– Даю добро на вход в плотные слои, – сказал Эдвин.
И база миновала точку возврата. Внизу вспыхнула искра. Вскоре она вытянулась в огненную линию, увенчанную сияющим шаром: при скорости более пяти километров в секунду даже несерьезная марсианская атмосфера становится плотным, упругим препятствием. Поскольку в «Калифорнии» не было людей, база вошла в атмосферу по очень крутой траектории, перегрузки достигали 20 g, зато и скорость гасла быстро. Шло жесткое аэродинамическое торможение.
– Вытяжной парашют вышел, – доложил Большой Джо. – Есть раскрытие! Все нормально, ребята. Все очень-очень хорошо…
Вслед за вытяжным сработала основная парашютная система. Четыре ярких купола из сверхпрочной ткани раскрылись успешно и полностью. Было похоже, что над Марсом расцвел невиданных размеров цветок. Повиснув на стропах, база самостоятельно отстрелила защитный тепловой экран, затем – боковые обтекатели. Скорость упала настолько, что все это раскаленное, оплавленное и обугленное железо стало ненужным. А до поверхности Марса оставались последние десятки метров.
– Девяносто восемь… семьдесят три… шестьдесят один… есть срабатывание пороховых двигателей! Крен – четыре градуса к нормали. Остаточная скорость – в пределах допуска… Есть касание опор!
И, наконец:
– Итс дан! Есть мягкая посадка. Ура нам, ребенки разных стран!
В поднявшемся гвалте все не сразу услышали холодный голос Доктора Виктора:
– Тихо вы! Сигнал исчез. Связь с базой «Калифорния» прервана. Повторяю: сигнал исчез.
– Увы нам, ребенки разных стран… – выдохнул Григорий.
– Эй! Рано отчаиваться. Мы обогнали базу и висим довольно низко над горизонтом. Может иметь место элементарное непрохождение радиоволн. Местная ионосфера изучена весьма поверхностно.
– Если так можно выразиться, – хмыкнул Доктор Виктор.
– Ох, чует моя печень, что причина гораздо пакостнее, – не согласился Григорий. – Примерно такое же ощущение, как после самогона.
– Что такое самогон? – спросил Дэвид.
– У вас это текилой называется.
– Ну, вот что, – решил Эдвин. – «Одиссей» уходит на ночную сторону Марса и в любом случае связи пока не будет. Поэтому объявляю перерыв на тридцать пять минут. Текилы не обещаю. Кофе-брейк!
– Землю оповещать?
– Пока повременим. Земле сейчас и своих проблем хватает.
Про Землю вспомнили неудачно. Все удрученно замолчали.
* * *
По терракотовому колодцу они спустились к ободу blin’a. Там, на дне «кирпичной шахты», располагался пищеблок, пышно именуемый рестораном «Тиран Итаки». В объеме двух кают, слитых воедино, дизайнеры постарались передать стилистику Древней Греции. Вернее, свое представление о ней. Тут были и резные капители, и миниатюрные колонны «а-ля Парфенон», и пластмассовые амфоры, и широкие двуручные кратеры, на случай невесомости затянутые пленкой. Вот только подавали в этих сосудах отнюдь не вино, на борту ММК царил беспросветный сухой закон.
– И что будем пить? – уныло пошутил Клаус. – Шнапс или как всегда?
– Даже как всегда лучше шнапса, – рассеянно отозвался Большой Джо – А вот скажи-ка, тевтон, зачем эллины ставили такое немыслимое количество колонн в своих храмах?
– Потому что не знали таких строительных конструкций, как ферма или балка, – удивленно ответил Клаус. – Чего это ты мою эрудицию проверяешь?
– Да так. Радуюсь, что бомбу не придется собирать.
– Кто знает, кто знает, – пробормотал Эдвин.
С бокалом сока он стоял перед иллюминатором, за которым в такт вращению «Одиссея» вращался Марс. Планету почти скрывала ночь, светился только узкий серп, который раз за разом описывал неумолимую окружность. От этого можно было получить головную боль. Эдвин отвернулся. Чтобы задать неизбежный вопрос, который никто не хотел задавать, старательно болтая о посторонних вещах.
– А скажи-ка, Джо, исправна ли была «Калифорния»?
Разумеется, БД ожидал этого вопроса. И все же его черные щеки побагровели. Эдвин это проигнорировал.
– Скорость ветра составляла ноль целых шесть десятых метра в секунду. Видимость – сто баллов. Согласись, лучшего желать невозможно. Поэтому существует только два объяснения. Либо перебои со связью, либо, уж извини брат, техническая неисправность. Не будем забывать, что «Калифорния» сыграла роль защитного экрана, когда мы пересекали пылевой поток. О чем еще можно думать?
– Да все было в порядке! – взорвался Джо. – Я только что просмотрел результаты проверки. Ни единого сбоя! Скажи, Вен, разве не так?
– Так, – кивнул Венсан. – Даже удивительно. Но чего копья-то ломать? Когда пролетим над местом посадки, тогда все и станет ясно.
– Ну-ну, – сказал Эдвин. – Дай-то бог.
– Войны? – меланхолически спросил Доктор Виктор.
В иллюминаторе продолжал невозмутимо крутиться Марс. «Что-то он выкинет следующим номером? – подумалось Эдвину, – что-то ведь обязательно выкинет». Стаффорд-младший начинал чувствовать эту планету. И представлялась она ему отнюдь не в образе кровожадного мужика в шлеме с сапожной щеткой. Это была женщина с затемненным лицом. Вся в черном, холодная.
* * *
Трижды сработали маневровые двигатели. Никаких сбоев не приключилось. После коррекций наклон орбиты к плоскости марсианского экватора заметно изменился. Теперь каждый виток «Одиссея» проходил неподалеку от места посадки планетной базы. При этом корабль двигался с запада на восток. Поскольку Марс вращался в том же направлении, скорость ММК относительно поверхности уменьшилась, а условия для наблюдений улучшились.
И вот, обогнав медленно ползущий в черной вышине Деймос, «Одиссей» вышел на дневную сторону планеты. Внизу, чуть сбоку от его пути, под объективами проплыла область, получившая довольно произвольное название Электрис. Дальше начинался кусок ареатории, который, по причине, не более вразумительной, именовался Фаэтонтисом. Обе области имели типичный марсианский облик – разнообразные кратеры в окружении каменных россыпей и песчаных ветровых наносов. Их поверхность была многократно сфотографирована, скрупулезно изучена, давным-давно картографирована, все мало-мальски заметные кратеры пересчитаны. Все, за исключением одного.
Примерно на границе областей Электрис и Фаэтонтис появилась новая, очень свежая воронка, окруженная светлыми выбросами. От нее в медленном ветре все еще дрейфовало облако пыли. По
