смотрит на оскудевшую сокровищницу, на башни по лучшему инженерному замыслу построенные и что? Что он своим подданным приказать должен? Бродягами становиться?
От эмоциональной речи Арнео вновь закашлялся, побледнел ещё сильнее и едва не свалился с коня. Хорошо, что мы ехали стремя о стремя, и я сумел подхватить его одной рукой. И последующие три дня я не раз повторял это движение. А там нам пришлось спешиться. Иначе заставу гномов пройти было нельзя.
***
Гномов своего мира мне ещё не доводилось видеть, но так как на иных я за свою жизнь уже насмотрелся, то могу смело утверждать, что более суровых вряд ли можно ещё хоть где-то найти.
Прежде всего, они оказались рослыми. Очень рослыми. Выше своих иномирных собратьев на добрую голову и лишь немного не доставали мне до плеча. Ширине грудной клетки при этом позавидовал бы и медведь. Да и крепости, видно, тоже. Эти гномы были облачены в тяжёлые доспехи, однако металл не только не мешал им с лёгкостью передвигаться, но и… Нет, ну как в таком облачении можно ещё и виртуозно махать огромными секирами и молотами?! Честно, до момента, когда мы подъехали к заставе, я наивно считал, что не в силах живого существа соотносить так свой размер и количество несомого веса. И не надо мне сейчас приводить муравьёв в пример! Видели бы вы такое своими глазами, тоже постарались бы проверить, не спите ли вы. Серьёзно, ну как можно так ловко махать молотом, если его рукоять с твой рост, а сама ударная часть не меньше какой наковальни?
Да, увиденное мной произвело на меня впечатление. Кстати, всё дело в том, что мы подъехали к заставе в очень интересный момент. Перед вратами укрепления шла драка. Пятеро гномов вовсю лупили огромного тролля, не давая яростно ревевшему зверю покрыть свою голову позором и сбежать.
– Только на райданрунском говори, – тихо шикнул Арнео, прежде чем приветливо поднял левую руку вверх и зычно закричал на старом языке. – Эй! Хвала сынам Земли! Пусть вечно горит огонь в ваших горнах!
– А ну вали прочь, сайувахфир!
Мне понадобилось время, чтобы осмыслить обращение. В переводе оно звучало как‑то так: грязный кусок человечины или человеческий ошмёток грязи. У меня никогда не было нужды учиться беглой райданрунской речи. Мы иногда упражнялись с Эветтой, но это являлось скорее развлечением. В основном старый язык требовался лишь для понимания некоторых книг. Не больше.
– Похоже, они не в духе, – обратился ко мне Арнео. – Давай доедем до порта Ингшварда привычным трактом?
– Для того, чтоб объехать горную гряду, понадобится около месяца!
– Раньше тебя это не смущало. Да и экономя время, ты упускаешь возможность узреть дивные красоты своего мира.
– Ингшвард закрыл границу со Старканией – сам рассказывал. Пройдя горы насквозь, мы минуем проблему пограничников.
– За месяц в политике всё может поменяться вверх дном. Я знаю, о чём говорю! – с беспечным энтузиазмом воскликнул бог, но тут тролль всё же с рёвом сделал рывок и побежал навстречу к свободе. Увы, путь к ней в узком ущелье (только-только трём телегам разминуться) лежал мимо нашей компании, а потому беседу пришлось прервать.
Жеребчик Арнео благоразумно и резво ринулся к скале, а вот мой Опал, забыв о командующем им седоке, с упрямством тупого осла развернулся и поскакал вперёд по прямой. Итогом его дурости стало, что огромный толстокожий раненый великан быстро нагонял меня с Элдри. Спрыгнуть в сторону с коня не было ни малейшей возможности, если не хотелось либо переломать себе кости, либо быть раздавленным в лепёшку. А потому я заставил девочку ухватиться за переднюю луку седла, а сам, словно был признанным акробатом, сел задом наперёд и вытащил меч. Вид подпрыгивающего и сотрясающего землю злобного чудища заставил меня выругаться. И ругательство стало длиннее на десяток слов, после того как Арнео проявил недюжинную меткость, швырнув два огненных шара мимо громадной цели. Больше пуляться файерболами ему не дали. Гномы навалились на бога и тем помешали ему использовать магию. А больше спасать меня было некому. И потому я, содрогаясь от собственной храбрости, всё же поставил ступни на спину Опала и, пока ещё не потерял равновесие, прыгнул на тролля.
Для тех, кто не знает, тролли – это предпочитающие скальный образ жизни прямоходящие звери под четыре метра ростом. У них есть зачатки интеллекта, они умнее обезьянок и способны к речи. Их черты лица несколько напоминают орочьи. У них такие же огромные, но более широкие носы и маленькие красные глаза. Безгубый рот у тролля тянется чуть ли не от уха до уха, а зубные пластины длиной сравнимы с человеческими большими пальцами. Никаких клыков у них нет. Из острого – только длинные когти, ибо животные они травоядные. И если бы они ещё и нравом обладали смирным, то цены бы им на скотобойнях не было! Однако мясо у тролля невкусное, шкура плотная, а характер несносный. Любая мелочь способна привести их в моментальную ярость и бешенство. Так что здравомыслящий путник, заметив тролля, завсегда сворачивал с тропы.
Мой меч имел подходящую заточку для сражения даже с половозрелым драконом, приди мне такая нелепость в голову. А уж то, что попал я в рану, и вовсе облегчило дело. Лезвие глубоко вошло в тело. Но вот сам я повис на эфесе, как кукла. Меня болтало из стороны в сторону. Так что мне довелось ощутить чистую детскую радость, когда, машинально доделав несколько шагов, зверь остановился и замер. Однако то ли заряд в клинке иссяк, то ли непробиваемым был эмоциональный панцирь, но тролль не выказал страха. Он удивлённо посмотрел на висящего на нём «таракана», а затем… рухнул на спину. Я по-прежнему держался за свой меч, а потому не упал на землю, а создавая победоносное впечатление героически оказался поверх туши.
– Элдри! Останавливай коня! – крикнул я вослед стремительно уменьшающейся точке.
А то лови потом по всем полям девчонку!
Затем я выдохнул и постарался прийти в себя. Получалось это из рук вон плохо. Сердце колотилось как бешеное от переизбытка адреналина, да и бегущая в мою сторону пятёрка гномов не воодушевляла. Они, гремя доспехами сродни целой роте пехотинцев, добежали до меня с крайне воинственным видом. Я даже был готов вот‑вот расплакаться, представляя расправу над собой, но тут они наперебой с искренним и очень приятным беспокойством о моём здоровье принялись задавать один и тот же вопрос:
– Живой?
– Живой?
– Он живой?!
– Живой! – довольно ответил я, радуясь, что легко