Парселис по прозвищу Сверчок затих, услышав странное бормотание старика.
— К–кто здесь? — позвал поэт. — К–кто это сюда… прокрался?
— Скажи мне, капитан… — Голос бродяги–жреца звучал теперь строго и даже повелительно. — Далеко ли отсюда ближайший город?
— Ты кто? — поразился Сверчок.
Жрец поднялся на ноги, шагнул к Парселису и отвесил ему оплеуху.
— Ай! — изумленно сказал Сверчок, вперившись мутными глазами в старика. — Ваша светлость… достославный герцог Циан, это вы?.. Здесь?..
— Отвечай!
— Да… как… куда… — закудахтал Парселис, но, получив еще одну оплеуху, вдруг заговорил четко и быстро: — До Сириса день езды, если кони хорошие.
— Долго… — прошептал жрец. И снова возвысил голос: — Есть ли в этом городе ученые мужи или великие маги?
— Маги есть, но великие… В Талане прорва сильных магов, ваша светлость, неужто вы не знаете? А в Сирисе… А в Сирисе живет Варкус, один из самых известных историков Крафии. Но зачем вашей светлости…
Старик не дал Сверчку договорить. Он сунул ему в руки свою кружку с вином, которую едва пригубил.
— Пей одним махом! — велел жрец.
— Ваша светлость!.. — умильно искривился Парселис. — Да за такое… Да вы ж… солнце вы мое лучезарное…
— Пей!
В один прием поэт выхлебал содержимое кружки и обмяк в кресле.
Странствующий жрец прошел в угол комнаты, к сваленной там куче тряпья. Откопал пару сандалий, надел их на свои стертые в кровь ноги, затянул ремешки. После этого он выглянул в коридор, разбудил слугу и сообщил ему, что господин капитан требует еще вина. Дождавшись возвращения слуги, старик поставил кувшин на стол — прямо перед Парселисом, а сам, хромая и сутулясь, вышел во двор. Сел под стеной и закутался в свою хламиду. Смена караула, проходя мимо него, слышала, как жрец невнятно бормотал себе под нос:
— А может быть, это все и на самом деле слухи? Может быть, я напрасно беспокоюсь?.. Но даже если то, чего я боюсь, правда… Что тогда делать? Что я могу сделать — один в чужой стране?..
Но ратники на бормотание полоумного старика внимания не обратили.
На рассвете стража открыла ворота крепости — крестьяне из близлежащей деревушки ввозили телегу гнилого прошлогоднего картофеля. Старик попытался было покинуть крепость, но один из стражников придержал его за плечо.
— Куда собрался? — осклабился он в лицо жрецу. — Господин капитан велел тебя пустить, так господин капитан теперь пущай приказ дает обратно выпускать. Здесь тебе не постоялый двор, а пограничная застава.
— Долго придется ждать, пока господин капитан очухается… — пробурчал старик.
— Чего–о? — разинул рот стражник, угрожающе надвигаясь на жреца.
Но тут со сторожевой башни донесся тревожный свист. Стражники задрали головы.
— Двое всадников, — проорал ратник на башне, — знамена… Не разобрать пока… Но уж шибко скачут — как бы не случилось чего… Слухи–то вон эва какие ходят…
Никто из воинов крепости не заметил, как при этих словах побледнело лицо старика.
— Разобрал знамена! — крикнули с башни. — С южной заставы парни скачут. Что ж такое стряслось–то?
К тому времени, когда всадники осадили коней у стен крепости, в воротах сгрудилась добрая половина гарнизона.
— Люди князя Рагатристеля… — первое, что сказал один из прибывших — воин в испачканном копотью кожаном панцире. Кисть правой руки его, подвешенной на грязном лоскуте к шее, была черна и скрючена, — этой ночью… — голос его оказался тускл и ровен, — в полночь… — И он замолчал, точно в горло ему вбили кляп.
Второй воин не спешивался. Он тяжело дышал, будто добирался до крепости не верхом, а пешком. Глаза его блуждали по сторонам, но словно не видели ничего вокруг.
Ратник с изувеченной рукой прокашлялся и продолжил:
— Только знамена и спасли, — сказал он. — Шестеро нас… осталось.
Кто–то из крепости капитана Парселиса охнул:
— Да у вас же гарнизон в две сотни мечей был! Сколько же воинов привел Рагатристель к заставе?
Ратник, оставшийся в седле, встретившись глазами с Гарком, вдруг расплылся в бессмысленной, полубезумной улыбке.
— Три десятка, — бесцветно продолжал воин погибшей заставы. — Потому мы их так близко и подпустили к стенам… Надо подмоги просить, парни. Завтра–послезавтра горцы здесь будут…
— Три десятка… — прошептал стражник, задержавший старика–жреца. — Это?.. Как это?..
— Трубки, мечущие огонь, — сказал ратник, шевельнув покалеченной рукой, — слыхали о них? О том, что этот огонь заставляет гореть даже камень? О том, что только магией можно его потушить?
Никто ему ничего не сказал. Тогда ратник ответил на свой вопрос сам.
— Слухи врут, — проговорил он. — Магией этот огонь тоже потушить нельзя. Он горит, пока есть, чему гореть.
Даже придворные историки вряд ли могли точно сказать, когда был построен Дарбионский королевский дворец; говорили, что башни дворца высились еще тогда, когда самого Дарбиона и прочих городов королевства и в помине не было. И с тех незапамятных времен каждый из множества правящих Гаэлоном королей что–то пристраивал к дворцу. Шли годы, десятилетия и века, и стал дворец огромен, как город. Даже те, кто прожили в нем всю жизнь, могли легко заблудиться, свернув куда–нибудь не туда в дальних переходах.
Впрочем, потеряться можно было и в обжитой, центральной, части дворца. Особенно в этот день, когда весь королевский двор с часу на час ожидал прибытия ее высочества принцессы Литии. Огромные залы, уставленные столами с яствами, кишели сновавшими между колоннами слугами — так, что рябило в глазах. На возвышениях, украшенных гирляндами цветов, музыканты настраивали свои инструменты, певцы пробовали голос, распеваясь, — и шум стоял такой, что трудно было услышать самого себя. Свою лепту в общую сумятицу вносили придворные всех мастей, разодетые и надушенные, крайне возбужденные в предвкушении большого праздника. Королевские церемониймейстеры и распорядители, раскрасневшиеся и потные, отчаянно пробиваясь через праздную гомонящую толпу, ежеминутно отдавливали кому–то ноги, получали подзатыльники, пинки и затрещины и замученно хрипели извинения.
Первый королевский министр, господин Гавэн, шел через дворцовые залы не спеша. Никаких препятствий на своем пути он не встречал, потому что перед ним с равной почтительностью расступались и слуги, и распорядители, и знатные вельможи, и феодалы — богачи из поместий близ Дарбиона, прибывшие в королевскую резиденцию выразить свой восторг по поводу возвращения в родной дом принцессы Литии.
