Вскоре мы были готовы. Сердце у меня колотилось, как водомет на малых оборотах, а по мышцам пробегала едва заметная дрожь избыточного тонуса.
Я понимал, что сегодня мы просто обязаны победить. Не умереть или победить, а именно победить. Потому что от этой победы, как ни странно оно звучит, зависела не только наша судьба.
Мне нужно было доказать этим проклятым бюрократам, что человечество имеет право на океан. И что оно получит его, если открестится от предрассудков и наберется смелости предпринять хоть какие-то усилия.
Но человечество слишком инертно, чтобы делать что-то сразу и очертя голову. Оно осторожно. И всегда идет по следам одиночек. Безумцев, как оно их называет. В общем, чтобы вернуть человечество в океан, мне надо сегодня сунуться туда самому. Иначе не выйдет. Никакими уговорами. Никакими доводами и никакой логикой. Я это понял за три года. Все. Время вышло.
Со стороны леса раздался звук турбин гусеничного вездехода, с деревьев взмыли в штормовое небо спрятавшиеся от непогоды птицы. Через пару минут на раздолбанной бетонке, которая вела когда-то к океану, показался новенький турбо-трак с эмблемой муниципалитета на лобовом обтекателе. Стекла были дымчатыми, сидящих внутри разглядеть было решительно невозможно. Мы с Алексом замерли.
Но, ощутив неловкость подобной позы, не сговариваясь начали бесполезную возню с ящиками. Просто чтобы не стоять столбами и не пялиться на подъезжающий вездеход.
Взревев напоследок турбинами, машина припарковалась у нашего антиграва. Пассажирская дверь уползла вверх, и из кабины по плечи высунулся муниципальный инспектор.
Более скучающего и равнодушного ко всему лица я в жизни не видел. Создавалось полное ощущение, что беднягу разбудили рано утром, причем с доброго бодуна, да еще оторвали от секса с любимой женщиной. И я сразу понял — конец. Представления не будет, потому что смотреть на него некому. Точнее зритель, для которого оно было предназначено, не очень заинтересован в просмотре.
Инспектору было около сорока. Может больше, но выглядел он весьма недурно благодаря усилиям парикмахеров, как я понял, массажистов и фитнесс-тренеров.
Вопреки последней моде был он подстрижен коротко, а цвет лица выдавал то ли завсегдатая солярия, то ли человека, много времени проводящего под открытым небом. Во втором я правда сильно сомневался. Натуральная кабинетная крыса. А может на цвет кожи повлияло наличие крови коренных жителей Суматры.
Я его возненавидел с первого взгляда, а вместе с ним возненавидел дополнительно весь бюрократический аппарат, к которому и раньше относился без капли почтения.
— Не слишком ли близко вы расположились от океана? — спросил инспектор.
Это была хоть какая-то эмоция. Боится, тварь. Потому и не полетел, что боится.
— У нас достаточно опыта прибрежной работы, чтобы верно рассчитать безопасное расстояние, — хмуро ответил я.
— Понятно, — ответил муниципал и представился: — Урман Синх. Мне поручили отреагировать на присланное в мэрию заявление. Кто из вас его автор? Вы? — он глянул на меня.
Опытный. Хотя что удивительного? Должность обязывает разбираться в людях. Я кивнул.
— Замечательно. Писать не устали?
— Нет, — ответил я жестко, но без тени хамства.
Нам нельзя было с ним ссориться. Нам вообще ни с кем нельзя было ссориться. Нам надо было научиться тому, чего никто из нас не умел — целовать в задницу тех, от кого может зависеть успех задуманного мной предприятия. Лично для меня это всегда оказывалось более сложной задачей, чем погружение на триста метров в океан, кишащий биотехнологическими чудовищами.
— Это хорошо, что не устали, — так же спокойно продолжил Урман. — Потому что после сегодняшней эээ…
— Операции, — помог ему Алекс.
— Да. После сегодняшней операции вам необходимо будет предоставить очень подробный отчет. Я буду писать свой.
— А в чем смысл? — все же разозлился я. — Результат нашей работы будет виден сразу. Я предлагал свою помощь в решении градостроительных проблем муниципалитета…
— Я читал все ваши письма, — скривился инспектор. — У нас действительно есть проблемы. Город растет, но он зажат между скальной грядой на востоке и океаном на западе.
— А продолжать строить на юг и на север вы тоже больше не можете, — кивнул я. — И так инфраструктура до предела растянута.
— Верно.
— Вам нужна прибрежная зона и я это знаю, — я вбивал слова, как гвозди из монтажного пистолета. — Больше того, я могу обеспечить вам безопасное строительство вплотную к океану. Ну, не вплотную, однако дома смогут стоять в полукилометре от береговой черты. При этом в отвоеванной нами зоне будут летать гравилеты без риска быть сбитыми.
— Проще говоря, — усмехнулся Урман, — вы намерены каким-то образом уничтожить донную ракетную платформу, выросшую в тридцати километрах от кромки прибоя?
— Да, — кивнул я. — И возникшую вокруг нее биотехнологическую инфраструктуру.
— А вам какой от этого прок?
— Хочу получить официальный муниципальный заказ на расчистку прибрежной акватории.
— Ну, это по крайней мере понятно, — со скучающим видом кивнул инспектор. — Ну что же, я готов посмотреть, что выйдет из вашей затеи. Если позволите, я произведу съемку вашего снаряжения.
— Мы вас для того и пригласили, чтобы вы произвели частичный анализ наших возможностей.
Инспектор достал из вездехода громоздкий рекордер и принялся снимать нас и содержимое ящиков в разных ракурсах. Мне эта затея казалась совершенно бессмысленной, поскольку на экране что муляжи, что работающая техника выглядят совершенно одинаково. Но хочет, пусть снимает. Главное ничему не мешает.
Однако съемкой дело не ограничилось. Инспектор потребовал на камеру объяснить устройство гарпунного карабина и его тактико-технические данные, чем немного меня удивил. Уж не думал я, что дело пойдет дальше обычных формальностей.
Затем Урмана заинтересовали гидрокостюмы. Он отснял мои объяснения их устройства, а потом, естественным образом, пришлось рассказать и о грибковом дыхании. Инспектор не поверил.
— Ну что же… — усмехнувшись, сказал я. — Нет ничего проще, чем продемонстрировать его в действии.
Алекс достал инъектор, снаряженный грибковым препаратом. Это был мутант дрожжевого штамма, и он позволял нам нырять на такие глубины, какие дайверам даже не снились.
Попав в вены, грибок быстро размножался и начинал питаться содержащемся в крови сахаром, активно поглощая углекислоту и выделяя при этом молекулярный кислород, разносимый гемоглобином по тканям всего организма.