чтоб там тепло было. И напоить. И накормить. Я-то надеялся, что доставят армейские сухпайки или что из близлежащих
магазинов - а пока только тефтели рыбные... Да и тех мало - их еще частью люди расхватали. Хорошо мы подоспели и
совместно с толстым поваром отстояли уцелевшее для жидкого супа. Хотя по уму - именно жидкий суп сейчас самое
подходящее. Я гоню от себя мысли о том, что обязательно будут дурни, которые с такой голодухи нажрутся жирного до
упора - и будет у нас тут куча пациентов с острой кишечной непроходимостью, или как это называется в народе
'заворотом кишок'. А каждый такой пациент - тяжеленная полостная операция, тяжеленный уход потом, малая выживаемость
и чудовищный расход сил и средств. Не пришлось бы еще и решать - кого из них эвакуировать, а на кого глаза закрыть -
и в палатку 'для анаэробной инфекции' отправлять. Кстати - еще и эта погань будет, только позже - не в первые дни,
потому сначала 'отделение для анаэробной инфекции' и служит для размещения агонирующих. Проходит несколько дней -
агонирующие кончаются - зато появляются анаэробники...
Совершенно неожиданно рядом грохает выстрел, чиркает трассер - братец встает с колена, а я вижу, что в
освещенный круг у кухонь зашел вполне себе готовый зомби.
- Неплохо - одобряет Филя.
- Не неплохо, а отлично! - скромно поправляет его братец.
- А ну-ную. Из чего стрелять доводилось?
- Из СВТ, Штурмгевера, МГ-34 - опять же скромничает братец.
Что забавно - не врет. Только вот зря Филя глаза пучит - братец стрелял холостыми, когда с приятелями ездил
на реконструкцию прорыва блокады. Там знакомые реконструкторы и дали повеселиться.
Но это все хорошо, конечно, только плохо очень.
Дальше-то что делать? Устраиваться где-то надо, разворачиваться и работать в полную силу, а мы пока жмемся
около кухонь, не знаю, как там повар и его истопник с оружием обращаются - а наших стрелков получается трое - я да
Филя с братцем и хоть братец сейчас отметился - все же в его способностях стрелковых я не уверен.
Все освещение здесь - несколько костерков, да пара ржавых дырявых бочек, таких, какие во всех американских
фильмах - рядом еще всегда бомжи греются. Вот не думал, что и у нас таковое пойдет в дело. Среди освобожденных того
и гляди еще зомби появятся - черт знает, чем это кончиться может.
Надо возвращаться в штаб, узнавать - где мы будем разворачиваться. Какое имущество на нас приходится. Раздача
похлебки, слава богу, устаканилась - с одной кухни раздают, в другой подоспевает. Воду тоже таскают - некоторые
спасенные из последних сил, но помогают. Но этого - мало, очень мало.
Иду с одним из санинструкторов - серьезный такой парень, вроде как годится.
Кто б мне сказал, что придется мне идти в штаб узнавать, где разворачивать посреди концлагеря медпункт, да при
этом держать наготове автомат - очень бы я тому поверил.
А - вот оно - кушайте с маслом, и сразу - есть свои - есть враги... Все просто и ясно, без полутонов словесной
мишуры. Свой - чужой. И точка. И определяется сразу.
Я много времени потратил на поиск мемуаров немца - командира полка, провоевавшего под Питером практически всю
блокаду - и под Шлиссельбургом и под Погостьем и в Новгородчине. Казалось - найду книжку - сразу много чего вкусного
найти можно будет, привязавшись по местности и ориентирам. Нашел книжку. Почитал - и возникло жгучее желание хватить
книжкой об стенку, что бывает со мной редко. Никакой конкретики, один пафос и разбор событий на уровне не ниже
дивизии...
Да еще и разбор херовый - типа 'южнее Петербурга'. Это ж сколько времени из своей драгоценной жизни я зря на
него ухлопал!
А тут как раз братец. Я ему и пожаловался. Ну он меня и утешил (кто ж утешит лучше родственников! И соли в
раны заботливо посыплют...) - типа а чего ты расстроился? Все так по-мудацки мемуары пишут. Наши мудаки тоже так
пишут...
Ну, крыть нечем, верно все.
Поговорили - я и задумался потом. Почему от наших мудацких мемуаров только досада, а немец такую злобу
вызвал...
Повспоминал, что мне дед рассказывал, что бабушка с матерью.
Как эшелон с эвакуированными из Ленинграда бабами и детьми стоял на мосту под бомбежкой люфтвафлей (вот
грамотный машинист попался - в нитку моста попасть сложно, обычно составы разбивались близкими взрывами), как
грохотало вокруг и по крыше вагона барабанило (думали, что пули. Но раз никого даже не ранило, то скорее это были
осколки от зенитных снарядов.) и наш дядя, будучи еще не в совсем осмысленном возрасте закричал восторженно и звонко
своему такому же мелкому дружку: 'Петька, вот как наши папы немцев бьют!', на что бабы в вагоне истерически
потребовали, чтоб мальчик 'не привлекал криком внимание самолетов'.
А потом они ехали мимо предыдущего эшелона - его люфтвафли на станции накрыли - там как раз трупы таскали - и
много еще трупов вокруг валялось - горожанки, платья светлые - отличная мишень, а ПВО станцию не прикрывало, вот
немцы и веселились - была у них в 41 такая забава - гонять даже за одиночками.
Нашего с братцем деда так истребитель по полю гонял. Дед потом сокрушался, что бегал с полной выкладкой и был
так занят, что и о винтовке не вспомнил, хотя фрица отлично видел, как тот башкой вертел, выходя после очередного
захода на вираж - 'как футбольный мяч башка, только еще очки поблескивают'.
Маму тогда поразило, сколько кровищи вытекает даже из некрупных трупов. Там просто лужи были...(Подозреваю
сейчас, что это были детские трупы - человек существо эгоистичное и в первую очередь себе подобных смотрит. Девчонка
в первую очередь девчонок замечает).
Короче говоря, я понял - наши потому у меня злобы своей писаниной бесполезной не вызывают, что они наши. Как
ни банально звучит - они не давали убить наших родителей.
Отца и мать. И свою главную задачу - защитить наших родителей - они выполнили. И я родился. И братец тоже...
Ну а то, что мемуаристы воевавшие писать не умели интересно - так это общая беда - война такое громадное
событие в человеческой жизни, что хочется придать воспоминаниям больше значимости. И что писать про Ваську - про
дивизию солиднее звучит. Про Ваську - это в курилке...
А немец как раз старался, чтоб мои родители сдохли. Старательно и рыцарственно добивался того. Чтоб мой отец -
