Дмитрий Старицкий - Путанабус

Ознакомительная версия.

       - Тогда берем вырезку и одну ногу без костей, - подвела итог Дюля.

       - Вырезку с обеих сторон хребта? - уточнила Таня.

       - С обеих. Ох, как края-то жаль. И печени, - Дюля чуть не всплакнула.

       - Ну что? - вмешался я в их переговоры с жабками, - Ворочать эту козочку ещё надо?

       - Ладно, если Жора не в настроении нас развлекать, то я расскажу вам старую тунгусскую легенду народа ламутов. Теперь ламутов почти не осталось - их чукчи загеноцидили, ещё до прихода русских, и они теперь называются также, как и мы - эвены.

       Все замолчали и повернулись к Дюлекан, правда, двигались крайне вяло и очень замедленно. По-эстонски.

       Если бы сейчас нагрянули бандиты, то повязали бы нас просто голыми руками. Легко.

       Шашлыка мы просто оборжались. Дорвались до бесплатного. И хотя я с Сажи замариновал не десять, а все пятнадцать килограмм, съели практически всё. И теперь лежит гарем в полном составе у мангала вповалку, руками животики поддерживая и тихонько охая. Да и я не лучше.

       Кстати и всё моё пиво тоже вылакали. Сейчас Бисянка для нас травки какие-то заваривает, чтобы, как сказала, не было заворота кишок.

       А насчет меня: "не в настроении", то это про меня ещё мягко сказано. Я вздохнуть свободно не могу. Не то что "романы тискать".

       Сажи показала всем мастер-класс по кавказскому шашлыку. Причем мясо мариновала она ровно час, отобрав у меня все шесть бутылок сухого белого вина, которыми меня оделил на дорогу Зоран. Лук, чеснок, приправы были в ассортименте. Запаслись. Вода из ручья рядом, чистейшая. Угли добыли из веток этого незнакомого древовидного веника с края лагеря, древесина которого была ломкая и хрупкая, как тамариск. И горела зелёным цветом.

       А вот хлеб, кстати, доели последний, хоть дичь и не была жирной, в отличие от баранины. Она была постной, нежной, с хрустящей корочкой и прямо таяла во рту, куда попадала прямо с шампура. У антилоп, которыми нас баловал Саркис, мясо было и жестче, и не так вкусно само по себе.

       Когда Сажи все нахваливали. То она, гордая, всё же смущалась немного и пыталась отшутиться.

       - Тонкий вкус этого мяса происходит от того, что оно, пока вы за ним бегали, успело пропитаться вкусом взрывчатки жориных гранат, - утверждала она под хохот девчат.

       Так и отвалился от мангала с шампуром в руке, не в силах больше шевелиться, ни пустой шампур на место положить. Хорошо земля за день крепко прогрелась. К одному моему боку привалилась Ингеборге, к другому - Наташа. Но сил никаких уже, ни на что нет. Лежу и перевариваю, как удав слона.

       Впрочем, что я всё о жратве, давайте Дюлекан послушаем. Экзотика. Этнография. Развлечение у догорающих углей.

       - Давно-давно это было, - начала Дюлекан акынить, слегка покачиваясь из стороны в сторону, - Не так давно, когда бог Севки только создавал из воды людей, но достаточно давно, чтобы все об этом уже забыли. А то, что помнят, так это только потому, что когда бог Севки создал людей из глины, скрепленной рыбьим клеем, и влил в них жизнь водой с собственной ладони, то для того, чтобы люди друг друга любили он поменял им ребра. Однако так случилось со временем, что люди на земле перемешались, и найти женщине себе пару с полным набором своих ребер у другого мужчины стало очень трудно. Однако, если такое всё же случалось, то вспыхивала такая любовь, что остальные только в ступор становились и рот открывали, ибо им оставалось только завидовать. Такая пара любила друг друга ярко до самозабвения и умирала в один и тот же день.

       - Как я это понимаю, - со стоном протянула Анфиса, - Сама, когда вижу большую любовь, на зависть исхожу не по-детски.

       - Да тихо ты, со своими переживаниями, дай послушать, - шикнула на неё Альфия, - Интересно же.

       А мне пришло в голову, что евреи с ребром Адама, скорее всего, жадные и жалкие плагиаторы тунгусов. С одним-то ребром всего!

       - Так вот, - продолжила Дюлекан, - Мужчины наши и берут по несколько жен, потому что хоть так можно угадать женщину, у которой есть хотя бы два-три его ребра. И это уже счастье. Но и это редкостью стало. Раньше, говорят, такое намного чаще случалось.

       И вдруг неожиданно поменяла тему.

       - Жора, дай сигарету, никак нельзя у костра рассказывать что-то без трубки.

       - Нет у меня трубки, - ответил ей, - Увы.

       - Вот потому я у тебя и прошу сигарету. Я видела, что у тебя есть с ментолом.

       Я залез в карман и кинул ей жесткую зеленую пачку с золотом, которую Дюля ловко поймала. Привстать и подать сил не было.

       В это время зашумел чайник, и Таня заварила свой травяной сбор, прилично запузырив в него сахару, чтобы отбить вкус веника.

       Дюля всем раздала по кружке, принимая их от Тани, наверное, чтобы не мешали вещать.

       Села и закурила от уголька, сорвавшегося с "керогаза". При этом закрыла глаза и стала странной манерой вдыхать в себя табачный дым.

       Все молчали и терпеливо ждали продолжения. Всё же не так много у нас было в последнее время развлечений.

       - Но если, всё же, соединяются двое, у которых взаимно все ребра от другого, то разъединить их не может уже никто и ничто. Даже духи и боги. Потому что это Судьба. А судьба старше и главнее богов. Судьбу даже боги боятся.

       Дюлекан затянулась и продолжила рассказывать, не открывая глаз.

       - Жили в местности севернее Амура от Охотского моря до реки Тунгуски два рода тунгусов. Один пас оленей и считался богатым, по сравнению с пешими рыболовами, потому, как жить на одном месте может позволить себе только бедняк, у которого нет оленей, чтобы перевозить с места на место его разборный дом. А олени объедают всё вокруг за три-четыре дня и надо дальше кочевать. Но даже если пеший тунгус имел больше хороших вещей и денег, чем оленный, то все равно он считался бедным и недостойным даже стоять рядом с оленным. Потому что потерять своих оленей эвен может, только прогневив богов и духов. А тот, кто прогневил духов - по определению плохой и низкий человек.

       И жил тогда же род Наттыла, который из-за падежа животных потерял в одночасье всех своих оленей. И пришлось им осесть на том же месте, где их олени пали, потому что всё большое хозяйство на одних собаках не перевезешь. И все их за это стали презирать. Не только оленные тунгусы. Пешие роды тоже не считали их за своих, потому что они давно стали оседлыми, и со своей стороны кочующих оленных стали считать дикими. А тут дикие взяли и осели по соседству.

Ознакомительная версия.