Остолоп совершенно не представлял, куда попала вторая пуля и попала ли вообще. Он отлично понимал, что, если и дальше стрелять из винтовки с затворам по тем, кто палит из автоматов, ему очень скоро прострелят задницу и все остальные части тела. Дэниелс схватил ручной пулемет. У мертвого пулеметчика остались еще две ленты. На какое-то время хватит.
Когда он нажал на курок, отдача ударила в плечо, словно сердитая лошадь. Пули брызнули, как струя воды из шланга. Долгая вспышка на конце ствола почти ослепила его, прежде чем он прекратил стрелять и снова забрался в укрытие. «Повоюй тут с такой чертовой игрушкой, — подумал он. — Плюешься из нее свинцом и надеешься, что эти чешуйчатые сволочи угодят под твои пули».
«И поле боя — тоже картинка из ада», — пришло Остолопу в голову. Кругом мрак, только сполохи пожара и вспышки от выстрелов, шум стрельбы и крики, эхом отдающиеся от полуразрушенных стен. А в воздухе — запах гари, сливающийся с запахами пота, крови и страха. Если это не ад, то что вообще тогда называется адом?
* * *
Корабль-госпиталь «Милосердный тринадцатый Император Поропсс» должен был бы показаться Уссмаку островком Родины. В какой-то степени так оно и было; нормальная температура, привычный свет, а не та чрезмерная голубизна, что простиралась над Тосев-3. И самое главное — никаких Больших Уродов, постоянно пытающихся тебя убить. Даже пища была лучше, чем та пастообразная дрянь, которую он ел на фронте. Уссмак должен был бы испытывать счастье.
Наверное, так бы оно и было, если бы он чувствовал себя хоть чуточку лучше.
Но когда Большие Уроды снесли башню его танка, он выбросился через водительский люк… прямо на участок с повышенной радиоактивностью. Позже Уссмака обнаружили солдаты в защитных костюмах; их дозиметры бешено стучали на этом месте. И теперь он находился на борту космического госпиталя — его чинили, чтобы вернуть на поле боя и позволить тосевитам изобрести новые способы превратить Уссмака в куски пережаренного рубленого мяса.
Поначалу лучевая болезнь вызывала у него сильную рвоту, не позволяющую получать у довольствие от хорошей госпитальной пищи. Но когда рвота поутихла, его стало тошнить уже от лечения. Уссмаку сделали полное переливание крови и ввели клеточный трансплантат для замены поврежденных кроветворных желез. Лекарства, угнетающе действующие на иммунную систему, и другие препараты, вызывающие подавление злокачественных генов, терзали не меньше, чем полученная доза радиации. Уссмак провалялся на койке немало дней, ощущая себя по-настоящему несчастным.
Теперь дело шло на поправку. Однако его душа продолжала сражаться против самого коварного заболевания, встречающегося в любом госпитале, — скуки. Уссмак прочел все, что смог, наигрался во все компьютерные игры, какие способен был выдержать. Ему хотелось снова вернуться в настоящий мир, даже если этим миром был Тосев-3, полный больших уродливых врагов с их большими уродливыми пушками, минами и прочими гадостями.
И в то же время Уссмак страшился возвращаться. Командование снова сделает его частью какого-нибудь наспех собранного экипажа (снова полная неизвестность характеров) и пошлет в те места, где он не слишком-то уютно себя чувствовал. На его глазах погибли уже два экипажа. Сможет ли он выдержать такое же в третий раз и не сойти с ума? Или и его теперь ждет гибель? Это решило бы его проблемы, но не так, как хотелось бы Уссмаку.
В Палате послышалось шуршание: появился санитар, толкающий уборочную машину. Как и множество других самцов, выполняющих подобную грязную работу, у него на руках были нарисованы зеленые кольца, означающие, что он наказан за нарушение дисциплины. Скуки ради Уссмак стал раздумывать, в чек этот санитар провинился. Сейчас подобные праздные мысли были для него едва ля не единственным занятием.
Санитар сделал перерыв в своих бесконечных кружениях по палате и повернул одни глаз в сторону Уссмака.
— Знаешь, приятель, я видел тех, кто выглядит более счастливым, — заметил он.
— В самом деле? — отозвался Уссмак. — Я что-то не слышал, чтобы главнокомандующий издал приказ, обязывающий всех постоянно быть счастливыми.
— Чудак ты, приятель. — Рот санитара широко раскрылся. Они были вдвоем в палате, но санитар все равно обшарил глазами все помещение, прежде чем спросил: — Скажи-ка, хочешь на какое-то время стать счастливым?
— Как это ты можешь сделать меня счастливым? — иронично усмехнулся Уссмак.
«Разве что уберешься отсюда», — мысленно добавил он. Если этот мелкий нарушитель дисциплины не перестанет ему докучать, он выскажет это вслух.
Глаза санитара вновь забегали по комнате. Голос его понизился до таинственного полушепота:
— То, что тебе нужно, приятель, у меня с собой. Можешь мне верить.
— Что? — насмешливо спросил Уссмак. — Холодный сон и корабль, летящий на Родину? И все это — в твоей сумке, да? Расскажи мне что-нибудь поинтереснее.
Но его сарказм не обидел санитара.
— То, что у меня есть, приятель, лучше полета на Родичу, и, если хочешь, я с тобой поделюсь.
— Ничего не может быть лучше полета на Родину, — убежденно проговорил Уссмак. Между тем болтливый санитар подогрел в нем любопытство. Больших усилий это не составляло: среди отупляюще нудной госпитальной жизни чего-либо отличавшегося от монотонного течения времени уже было достаточно. Поэтому Уссмак спросил: — Ну и что же у тебя там?
Санитар снова оглянулся по сторонам, словно ждал, что откуда-нибудь из стены выпрыгнет начальник дисциплинарной комиссии и предъявит ему новые обвинения. После этой последней меры предосторожности санитар раскрыл одну из сумок, висящих на поясе, вытащил маленький пластиковый пузырек и подал Уссмаку. Пузырек был наполнен мелким, как пыль, желтовато-коричневым порошком.
— Вот то, что тебе нужно.
— Что это?
Уссмак подумал, что санитар каким-то образом исподтишка ворует лекарства, но ему еще не доводилось видеть лекарства, напоминающего по запаху этот порошок.
— Узнаешь, приятель. Этот порошок заставит тебя забыть про Больших Уродов, можешь мне поверить.
Уссмак подумал, что ничто не способно заставить его забыть Больших Уродов; тому способствовали и жалкий мир, который они населяли, и убийство ими его друзей и соратников. Но он внимательно следил, как санитар открыл пузырек, высыпал немного порошка себе на руку и поднес ладонь к лицу Уссмака.
— Давай, приятель. Пробуй, и побыстрее, пока никто не видит.
В голове Уссмака снова всплыл вопрос: за что санитар носит зеленые кольца на руках — уж не отравил ли он кого-то этим зельем? И вдруг ему стало все равно. В конце концов, врачи постоянно пытаются отравить его. Он принюхался. Запах поразил Уссмака: сладкий, пряный… «Соблазнительный», — пронеслось у него в голове. Его язык сам собой слизывал и слизывал мельчайшие крупинки с чешуек руки санитара.
