— Без команды не стрелять, — предупредил он и, вырвав кольцо, швырнул в проход гранату, однако разъяренный зверь выскочил оттуда раньше, чем сработал взрыватель. Столяров едва успел крикнуть: — М-мочи!
Только после этого прогремел взрыв. Кабан не пострадал, лишь смешно взбрыкнул задними ногами, будто получив под хвост хорошего пинка.
Олег выпустил в мутанта четыре пули. Его палец еще давил на спусковой крючок, но в магазине, по-видимому, закончились патроны. От грохота выстрелов Гарин оглох. Словно сквозь вату в ушах он скорее догадывался, чем слышал, как рядом отстрелялся Шустр, как о чем-то кричит Михаил, усыпая пол вагона стреляными гильзами. От порохового дыма слезились глаза.
Сталкеру пришлось хуже всех. Он сидел на полу прямо на пути кабана и не мог убраться в сторону без посторонней помощи. Когда расстояние между ним и монстром сократилось до трех метров, Шустр отбросил бесполезный обрез и выставил перед собой рогатину. Ее раздвоенный конец угодил точно в пасть кабану, который, вероятно, от удивления, остановился и попытался перегрызть посторонний предмет, непонятно как оказавшийся у него во рту. Второй конец рогатины упирался в пол, сталкер крепко держал его обеими руками, точно древко знамени. Когда кабан снова попер вперед, ствол молодой березки изогнулся дугой, но не сломался, а Шустр, не выпустивший рогатины из рук, заскользил спиной по вагонному полу. Мутант проволок человека метра четыре, прежде чем его зубы сумели перекусить дерево. Мотнув головой, кабан выплюнул измочаленный конец рогатины. В это же мгновение рядом с ним оказался Столяров и сделал два коротких взмаха правой рукой. Зверь отчаянно взревел, запрокинув к потолку свою уродливую, а теперь еще и совершенно слепую морду, и Михаил третьим росчерком ножа располосовал ему горло. После чего отпрыгнул в сторону, спасаясь от острых копыт агонизирующего мутанта. Сталкер тоже попятился назад, все еще держа перед собой палку, похожую на заточенный карандаш, но фонтан крови, ударивший из раны, все равно забрызгал его резиновые сапоги и полы дождевика. Кабан простоял секунд пять, мелко и часто переступая задними ногами, словно футболист, получивший мячом между ног, потом повалился на бок и затих.
Столяров присел на корточки и вытер лезвие ножа о брюхо мертвого зверя — единственный участок на теле кабана, где еще оставалась шерсть.
— Ну как, жив? — спросил Михаил Шустра.
— Кажись, да.
— А цел?
— Кажись, да, — повторил сталкер чуть увереннее.
— А нога твоя случайно не починилась со страху?
Шустр медленно выпрямил правую ногу в колене и охнул.
— Кажись, нет, — констатировал Столяров и обернулся к Олегу. — Ну а ты как? В порядке?
— В порядке, — ответил Гарин. Он в третий раз присоединил к автомату новый магазин и снова не услышал щелчка.
— А чего орешь?
— Что? — поморщился Олег.
— Тебя контузило, что ли?
— Сам урод!
— Ясно. — Михаил повысил голос. — Проверь пока, что там с третьим кабаном. Его отметка пропала. Похоже, неудачно навернулся с крыши.
Гарин кивнул и выбрался из вагона. Дождь почти перестал. Одинокий луч солнца, выглянувший через прореху в сплошной пелене облаков, на несколько секунд осветил поезд и площадку перед ним. В этом ласковом свете отдельные капельки крови, упавшие на рельсы, стали похожи на бруснику.
Олег прошел мимо трупа вожака кабаньего стада, которому взрывом почти оторвало заднюю половину туловища, и, отойдя на максимально возможное расстояние от края вагона, осторожно выглянул из-за угла. В следующую секунду он отвернулся и сделал три резких вдоха, пережидая приступ тошноты, однако и беглого взгляда хватило Гарину, чтобы понять две вещи. Первая — вот что может случиться с существом, рухнувшим с трехметровой высоты прямо в действующую «мясорубку», и вторая — навряд ли ему в ближайший месяц, а то и два, захочется свинины.
Столяров спрыгнул на землю и помог спуститься Шустру, когда к ним подошел Олег.
— Ну что, сдох кабан-то? — спросил Михаил.
— Кабан сдох, — громко отрапортовал Гарин.
— В «мясорубку», что ли, попал?
— Не-а. Свалился с крыши прямо в «мясорубку». Теперь там центнер фарша и дробленых костей.
— Понятно. Молодец, — прокричал Столяров и показал Олегу большой палец. Потом вздохнул и добавил вполголоса: — Бетховены в роду были?
— Что-то новенькое, — пробормотал Михаил и постучал костяшками пальцев по обшитой сталью двери.
— Ага. Пришлось усилить дверь и поставить часового, — пояснил Шустр. — После того случая прошлой весной, когда сюда кровосос заявился.
— Прямо на вокзал?
— Ну да.
— Он что, невидимый был?
— Да нет, видимый. Просто народу на станции мало было. Так он до самого бара дошел, ни единой живой души не встретил.
— И что он в баре сделал? Заказал «кровавую Мэри»? — недоверчиво спросил Столяров.
— Тогда уж кровавого Моню, — невесело усмехнулся старик. — Тогда барменом еще Моня был. Тугой на оба уха, может, слышали про такого?
Михаил кивнул.
— Вот его-то кровосос и оприходовал, — закончил свой рассказ сталкер. — Голову оторвал, а всю кровь через шею высосал. Досуха. И соломинку не попросил.
— И что с ним сделали?
— С которым из них? Моню за вокзалом закопали. А кровососа гранатами закидали и бросили на пустыре. До самого лета там лежал-вонял, ихнее мясо ведь даже слепые собаки не жрут.
— А это, часом, не байка?
— Какое там, — вздохнул Шустр. — Стучи снова, нас не услышали.
Столяров еще раз постучал в дверь, теперь уже прикладом автомата.Гарин, к которому только недавно в полной мере вернулся слух, прижал ладони к ушам. Послышался пронзительный скрип, и в верхней части двери открылось окошко, забранное решеткой из арматурных прутьев.
— Чего надо? — спросил часовой. В окошко были видны лишь его глаза и насупленные брови.
— Шоколада! — высунулся из-за плеча Михаила Шустр. — Открой, Головня. Эти двое со мной.
Окошко захлопнулось. Пять секунд спустя послышался скрежет отодвигаемого засова, еще какое-то лязганье, затем скрежет второго засова. Наконец дверь распахнулась.
Впустив старика и его спутников, сталкер по кличке Головня принялся запирать дверь. Он делал это основательно и без спешки, не проявляя никакого внимания к вошедшим. На придвинутой к стене табуретке лежал простенький детектор живых форм. Видимо, обязанности часового заключались в том, чтобы пропускать на территорию вокзала всех прямоходящих, кроме зомби, контролеров и кровососов.
