приятно порадовала меня наличием древних, местами разбитых, но все же сравнительно удобных для пешехода каменных плит. Если бы дело происходило дома, я бы только фыркнула, но в этом мире до асфальта было как до Луны пешком, так что уложенные одна к другой, почти метр в ширину и около двух в длину плиты — видимо, из песчаника? — наверняка считались здесь верхом инженерной мысли. И свидетельствовали скорее о том, что его величество король Валлиона (не знаю, как там его зовут) здорово потратился на обустройство местной инфраструктуры. Все же не песок, не земля, не булыжники… а именно плиты. Специально обтесанные и с трудом привезенные черт знает из какой дали. Причем когда-то явно ухоженные и плотно подогнанные… в общем, думаю, мне еще круто повезло. Не то шлепала бы по раскисшей грязи и проклинала все на свете. А здесь — дорога, настоящая, ровная и почти прямая. Одно удовольствие идти. Цивилизация, однако. Средневековая. Гм.
Зато когда мне, ко всему прочему, вдруг встретились старые, обгрызенные кем-то неизвестным опасно покосившиеся столбики, на которых, если присмотреться, можно было заметить какие-то закорючки, я пришла в полный восторг и была готова с уверенностью заявить любому скептику, что дорожный вопрос в Валлионе решался на самом высоком уровне. Ведь, заметьте, я шла по Заброшенному, пользующемуся дурной славой Тракту. Но пока из признаков серьезного запустения видела только разросшиеся кусты вдоль обочин и пробивающуюся в стыках траву. Ну, пыль и соринки под ногами не в счет. И если прикинуть на глаз да сравнить это с нашей российской историей, то… Хотелось бы мне глянуть на дорогу, которой валлионцы пользуются регулярно! Думаю, это будет действительно нечто!
В ближайшую деревню я, по совету тетушки Айны, не пошла. Пока у меня и еды хватало, и особой необходимости подкупать что-либо не было. Старенькое одеяло вполне сходило за потертый спальный мешок, плащом я могла укрыться ночью по самую макушку, чтобы не радовать комаров бесплатным ужином. Огонь добыть, слава зажигалке, умела. Приготовить еду в небольшом котелке — тоже. Воды в текущей вдоль Тракта речушке было навалом. Так что еще мне, по большому счету, нужно?
Я настороженно принюхалась к рубахе и облегченно улыбнулась: слава богу, излишней потливостью я никогда не страдала. Хотя, признаться, сильно опасалась, что, оставшись без средств гигиены, окажусь в довольно щекотливом положении. Однако мыло тут уже успели изобрести — правда, жидкое, но зато душистое и напрочь убивающее всякие неприятные запахи как минимум на полдня. А уж как оно волосы распушало… мм… я потрясла мокрой макушкой и с приятной истомой стерла капельку влаги со лба.
Глубину местной речки без названия я измерила буквально полчаса назад и осталась крайне довольной — как самой речкой, так и крыночкой с мылом, и особенно бабулиным гребнем, после которого мои веселые кудряшки послушно распрямились и красивой волной упали до середины спины.
Одна накануне у меня была серьезная проблема, о которой приличные девушки не говорят вслух. Но избежать ее я при всем желании не смогла бы, потому что женские циклы вряд ли сделали бы скидку на мое бедственное положение, а до нормальных средств личной гигиены этот мир явно не дорос. Хорошо, что тетушка Айна быстро поняла мои затруднения и сварганила какой-то отвар, который, по ее словам, должен был на целых полгода избавить меня не только от этой деликатной проблемы, но и сработать заодно как противозачаточное средство. Правда, к чему оно мне, я понятия не имею, но запас карман не тянет: волшебного сбора я взяла столько, что его хватило бы лет на пять безбедной жизни. А это, согласитесь, серьезный повод для хорошего настроения. Если, конечно, вы — женщина и хотя бы примерно представляете, что такое… простите… критические дни.
Дождавшись веселого бульканья, я высыпала горсть крупы в закипевшую воду и, сдунув с носа очередного кровопийцу, улеглась на расстеленное одеяло.
Плохо другое: мой проводник с самого утра носа не кажет. Даже не знаю, идет ли за мной или решил у бабки остаться… короче, пропал мой Барсик. Уже к полудню время, а он так и не появился. Я сперва его даже звать пыталась, но он, если и слышал, то на новое имя откликаться не пожелал, так что очень скоро я плюнула и пошла одна, уже не заботясь о том, есть ли он поблизости или бросил меня вопреки бабкиным обещаниям.
Что касается местной природы, то могу описать ее двумя словами: нетронутая и дикая. В ботанике я не сильна, так что не имею возможности классифицировать попавшиеся мне на пути растения. То, что кусты и деревья — это я еще отличу, но к какому виду относятся — увольте. Единственное, что я углядела знакомого, — это нечто колючее, смутно напоминающее наши российские сосны. Только почему-то с голубыми иголками и с ветками до самой земли. Голубые сосны, так я их про себя назвала, помня про то, какими роскошными у нас когда-то во Дворце пионеров были такие же голубые ели. К тому же их тут так много, что иногда это великолепие навевало ностальгические мысли о доме, которые я, разумеется, тут же гнала поганой метлой, чтобы ненароком не раскиснуть.
В остальном все привычное. Трава как трава. Цветы как цветы — синенькие, желтенькие, красненькие. На ветках какого-то куста висели незнакомого вида желтые плоды, но пробовать я их не решилась. Вдруг волчья ягода? Или какая-нибудь другая пакость? Нет уж, пока не разберусь, буду есть только то, что взяла с собой. Не надо мне диареи — никаких лопухов на нее не напасешься, уж простите снова за подробности. Но тут уж таковы реалии — с мягкой бумажкой тоже был напряг. Как, впрочем, и с зубной пастой, и с «диролом», и с кучей других важных мелочей, которых в повседневной жизни мы не замечаем, но которых, оказывается, временами очень сильно не хватает.
Дождавшись, пока каша дойдет до кондиции, я осторожно сняла котелок с огня и поставила остывать.
Ух, ну и запах! Вот когда я почувствовала, что проголодалась! Но придется малость подождать, чтобы остыла. Думаю, полудюжины минуток будет вполне достаточно… кстати! Забавно, что время и вообще многие другие вещи здесь считали не по три-пять-десять единиц, а дюжинами и полудюжинами. К примеру, в году тут, как и на Земле, было двенадцать месяцев, в месяце — ровно три дюжины дней или ровно шесть полудюжин; чуть больше, чем у нас, ну да не намного. Год, соответственно, тоже длиннее: четыреста
