сын Эрлинга, тебе следует знать, чего стоит слово твоего отца.
Ингрид ойкнула и опрометью выбежала из дома, едва не врезавшись в невозмутимого Акуна Костлявого с неизменной костью во рту. Кажется, время от времени он их менял, так как на этой еще виднелись остатки мяса, а вчерашняя была обглодана до блеска. Акун расковал меня и последовал вплотную, держа копье наготове.
По дороге я встряхивал затекшие мышцы и потирал застывшую на прохладной земле задницу. Еще несколько ночей так, и я точно застужу себе кишки.
Шли мы недолго, поднялись на пригорок возле самого берега, и Олов указал на море:
— Глянь, опять она резвится.
Я не сразу заметил длинную черную тень, лениво двигающуюся в отдалении под водой.
— Что это?
— Это хуорка. В прошлом году ей приглянулась наша бухта, и она решила поселиться здесь. Иногда она выбирается в открытое море, чтобы поохотиться, но всегда возвращается. Кажется, она поймала китеныша.
Из воды вынырнуло громадное вытянутое тело, серая кожа была покрыта черными разводами, морду я толком не разглядел, успел лишь заметить мощные лапы-ласты да длинный хвост с вертикальной полоской плавника. Судя по всему, хуорка была размером с драккар.
— Она топит наши лодки и не дает выходить в море, распугала всю рыбу в бухте. Мы тут задыхаемся, запертые от всех. Ни торговцев, ни гостей, ни рыбалки.
— А за помощью… — начал было я, но тут же осекся. Кажется, я понял, почему Олов так зол на моего отца.
— Посылали. Эта тварь утопила две лодки с гонцами, но третья успела проскользнуть. Обратно мои люди вернулись пешком, бросив лодку за пределами бухты. Эрлинг передал, что у него нет сейчас людей, чтобы убить хуорку. Какой же он лангман, если не может защитить свои деревни? Мы ему честно платили дань, отправляли воинов, вывозили китовый жир, а единственный раз, когда нам что-то понадобилось от него, он отказался от своего слова! Так что ты скажешь мне, Кай, сын Эрлинга?
— Как можно убить хуорку? — нахмурился я. Отец казался мне всегда таким надежным, таким решительным. И мне было не по нраву то, что он решил отказаться от своих людей. Должна быть какая-то причина!
В разговор вступил Акун:
— Я слышал, что в прошлом был сторхельт, сумевший убить ее в одиночку.
Сторхельт! Воин выше пятнадцатой руны! Неудивительно, что такой справился с чудовищем. Я настолько сильных людей пока даже не видел. Отец был сильнейшим в Сторбаше, но и он был всего лишь хускарлом седьмой руны, к тому же без боевого дара. Как он мог справиться с хуоркой?
— Во всем Сторбаше не наберется денег на сторхельта, — угрюмо сказал я. — Да и ее просто так не убить. Если ранить, она просто уйдет в море или на глубине заляжет.
— Эрлинга не интересовал наш урожай или количество мужчин. Он приходил и брал то, что нужно. Теперь и мне плевать, сколько у него денег и воинов!
Возможно, прежде Олов еще мог прислушаться к голосу разума, но, проторчав запертым в собственной деревне целый год, не в силах помочь своим людям, он уже не хотел слышать никаких оправданий. И я мог его понять. Сколько они смогут продержаться без притока людей и товаров извне? Как скоро у них закончится железо? Да и рыба всегда была неизменным блюдом на столах. По идее, они могли как-то перетащить лодки за пределы бухты, но я не представлял, сколько времени уйдет на эту затею. Да и первая же буря разметает их по берегу. Оставался лишь один вариант — бросить эту бухту и переселиться всей деревней на другое место, оставив хуорку резвиться в одиночестве. Но это тоже огромный риск. Надо возвести новые дома, заново распахать землю, построить лодки, и сделать это до наступления зимы. А ведь это место было по-настоящему удобным. Много плодородной земли под пашню, крутые скалы за спиной, которые защищали деревню с суши, узкая горловина бухты не давала штормам проникнуть внутрь и укрывала от непрошеных гостей. Уверен, что и рыбы в заливчике прежде ловили немало. Здесь было поудобнее, чем в Растранде.
— Я поговорю с отцом, клянусь мечом Фомрира.
— И что с того? — хмыкнул Олов. — Мои гонцы тоже говорили с ним, а толку?
— Он призовет кого-нибудь. Ведь если убить хуорку, наверное, можно подняться на одну руну? Может, кого-то из хельтов заинтересует такая возможность?
— Если бы. Хуорка ведь не первородная тварь, а просто огромная и тупая. Ей даже не нужны наши корабли. Она путает их с китятами и нападает, чтобы сожрать. А когда до ее пустой башки доходит, что мяса нет, люди уже мертвы.
— А если загарпунить?
— Так, малец, если тебе вдруг показалось, что ты знаешь побольше моего, то ты ошибся. Придумай лучше, как уговорить меня, чтоб я тебя отпустил.
— А зачем мне кого-то уговаривать? Нет никакого смысла держать меня в плену. Если б ты хотел, то уже бы прирезал. И Ингрид тоже, а то она может и разболтать. Я хуорку увидел, беду осознал, отцу передам. Жаль, что нет возможности довезти меня морем. Но без девчонки я и по суше доберусь, особенно если ты дашь припасы.
Олов звучно рассмеялся, от чего его борода запрыгала по широкой груди.
— А ты еще тот звереныш. Думаешь, так легко сможешь дойти пешком? Чем дальше, тем сложнее путь. Много трещин и скал, хищники, какие-нибудь твари. Хуорка — не самое страшное, что водится в этих землях.
Я пожал плечами.
— Дойду или нет — не твое дело. Прошу лишь позаботиться об Ингрид. Всю ее семью убили. И коз мы бросили по дороге.
Олов похлопал меня по плечу. Уверен, что там остался изрядный синячище.
— Он и впрямь сын Эрлинга, а, Акун?
Акун ничего не ответил, лишь ловко перевернул кость во рту, оставив снаружи вычищенный до блеска кончик.
— Что ж, сын Эрлинга, больше тебя приковывать не буду. Отдохни пару дней, поговори с людьми, познакомься с деревней. Как знать, может, когда-нибудь и тебе пришлют гонца за помощью…
Судя по всему, Олов был прямым и вспыльчивым, совсем как мой отец: легко загорался, легко остывал. Захотел — посадил на цепь, захотел — отпустил на волю. Мне нравились такие люди.
Когда мы вернулись в деревню, Акун вернул мои пожитки, включая поломанные ножи и отцов топорик, отвел меня в дом на краю деревни и толкнул в руки мощной женщины с низким, почти мужским голосом.
— Покорми его. Олов велел. Он наш гость.
Она неторопливо вытащила горшок со снедью, положила в