Пробудился я ещё, когда на улице было темно, и только вдалеке розовела тоненькая полоска будущего восхода. Самочувствие моё не стало особо лучше, всё также знобило, зато спать уже не получалось. Я полчаса пытался бороться со своим организмом, ворочаясь с боку на бок, потом решил прекратить эти бесплодные попытки, отправился в ванну приводить себя в порядок. Что характерно, холодный душ и активное растирание полотенцем привели меня в чувство, так откровенно уже не трясло. Накинув на себя одежду, я решил спуститься вниз, посижу в баре или прогуляюсь по окрестностям, если там никого нет, всё равно больше нечего делать.
Однако в баре уже вовсю кипела жизнь. На тележных колёсах, выполняющих здесь роль люстр, неярко светились лампы, женщина, что вчера подавала мне еду, активно скоблила шваброй пол, Арам тоже что-то делал за своей стойкой. Он поприветствовал меня, помахав рукой, когда я вышел в зал.
-- Доброе утро, как спалось?
-- Если честно, не знаю. Вырубился и всё, потом проснулся, а за окном ещё темень, но больше не спится, - я попробовал натянуть зевок, но он у меня не особо получился.
-- Хотите завтракать, у меня почти всё готово, скоро официально открываться будем.
-- Хочу, - есть мне реально хотелось, не прям так остро, как вчера, но, тем не менее, это было одно из основных фоновых чувств, - надеюсь, ваше вчерашнее предложение по поводу жаркого ещё в силе, если да, то я до него вполне созрел.
-- Для вас у Арама всегда найдётся что-то вкусное, сейчас, распоряжусь, будут вам жаркое.
Он ушел на кухню, откуда уже раздавались звуки активной деятельности. Я посмотрел на приобретённые вчера часы, теперь украшавшие собой мою правую руку, и выяснил, что сейчас только шесть утра. Хм, сколько это я проспал, значит, если тут в сутках тридцать часов, то, пожалуй, что не менее двенадцати часов кряду. Неслабо. Понятно, почему больше не смог уснуть, организм своё получил с запасом. Минут двадцать Арама не было, потом он появился с большим подносом, расставляя тарелки у меня на столе. Большое блюдо с собственно дымящимся, источающим ароматы содержимым в виде мяса и обжаренных ломтиков картофеля, тарелка с нарезанными овощами, хлеб и соусница. Желудок сразу дал о себе знать, что он готов всё это немедленно переварить. У меня возникла идея расспросить бармена во время еды, разузнать его версию подробностей тутошней жизни, благо он сейчас не был занят посетителями, но только я собрался это сделать, как в дверь зашла большая компания служащих базы. Среди них были две женщины, одна светленькая очень симпатичная девушка с короткой стрижкой, а вторая брюнетка с хвостом длинных волос сзади, в которой я легко узнал Оксану. Она тоже увидела меня и сразу подсела за мой столик, широко улыбаясь мне. От вошедшей компании к нам подошел Боб, тот самый бывший американец, кого я вчера тушил своим телом. Руки его были намазаны пятнами какой-то зелёной мази, за спиной на ремне висел укороченный карабин М4.
-- Рад, что ты уже не спишь, Алекс, - он назвал моё имя на английский лад, хотя его русский был очень хорош, даже без акцента, - мне вчера доктор сказал, что если бы ты опоздал со своим рывком, я бы успел обгореть до состояния, когда медицина для меня бесполезна. Спасибо тебе, мужик. Мы тут с ребятами собрали тебе кое-что, взамен утраченного. Так сказать, подарок от охранного отделения базы, возьми, не побрезгуй, тебе пригодится.
Он поставил мне под ноги средний по размеру армейский рюкзак, очень удобный с виду, и явно не пустой. После чего крепко пожал мою руку и отошел к компании других вояк с такими же, как у него карабинами, что расположилась за другим столиком, оставляя меня наедине с девушкой.
-- У вас тут всегда такие ранние подъёмы? - начал я новый разговор, когда мы, наконец, вдоволь наулыбались друг другу. Я действительно видел, что мне рады, а не просто выражают дежурные эмоции в порядке работы с посетителями.
-- Нет, как раз наоборот, обычно подъём только через два часа, в восемь, но сегодня в связи со вчерашней аварией, ждём комиссию, вот нас и подняли ни свеет ни заря. Начальница здешняя та ещё мымра, всё выслужится хочет, но у неё это никак не получается, а потому и гоняют нас тут как солдат-новобранцев по плацу. Сейчас будем приводить всё к образцово-показательному состоянию, прямо как в 'потёмкинской деревне'. Хорошо хоть траву в зелёный цвет красить не заставляют.
К нам подошел Арам, радушно поздоровался с Оксаной и спросил, что та будет заказывать. Она посмотрела в мою тарелку, и показала, что давай то же самое, что и у меня. Только пока оно ещё готовится, мол, вилку дай. Я вначале не догадался, зачем ей вилка, когда нет еды, но потом она меня оставила в лёгком замешательстве, когда подсела ко мне поближе и стала таскать куски мяса и картошку из моей тарелки. Очень смелое решение с её стороны, впрочем, я был совсем не против, а даже наоборот. Ибо совместная еда из одной тарелки может предполагать дальнейшее сближение. А кто-то говорил, что Оксана неприступна как скала..., вот и верь теперь людям. Когда большая часть еды уже была у нас в желудках, девушка посмотрела на меня своими ясными глазами и вздохнула:
-- Жалко, что мне сейчас на работу идти надо, хочется пообщаться с тобой, немного погулять по окрестностям, на пляж сходить, тут даже купаться можно, представь?
Несмотря на некоторое сближение, уже возникшее между нами, я сначала несколько растерялся такой постановки вопроса, но потом быстро решил её поддержать:
-- А что ты будешь делать после работы?
-- Вот я к этому и веду речь. После шести часов я хочу тебя видеть. И только не говори, что ты против, укушу, - она приблизила вилку к моей руке, как бы обозначая свои плотоядные намерения.
-- А вот и не скажу, я не против, я за. Всеми двумя руками и ещё двумя ногами!
-- Тогда договорились, в шесть часов встречаемся тут и никаких отговорок.
Мы доели свои порции жаркого, запили их очень вкусным компотом из каких-то местных ягод, и распрощались до вечера. На улице уже было светло, и золотой шар местного солнца стоял над аккуратными местными домиками. Дул довольно таки заметный ветерок, и было даже прохладно. Я решил немного прогуляться после сытного завтрака, дошел до фонтана и понял, что меня снова колотит озноб. Нет, это не дело, если до вечера самочувствие не нормализуется, придётся идти к местным эскулапам. А не хочется, если честно, я как-то всегда опасался врачей, предпочитая заниматься самолечением. Но здесь для него у меня для него нет ни лекарств ни знаний местных реалий. Я вернулся в свой номер, и растянулся на кровати, завернувшись в лёгкое одеяло. Сон не шел, я оказался в состоянии ни сна ни бодрствования, в таком вот болезненном полузабытьи, когда незаметно проходит время, оставляя за собой только чувство неприятного страдания. Из этой полудрёмы меня вывел громкий и настойчивый стук в дверь.
