— Потому что я сражался вместе с русскими-партизанами, большинство из которых были евреи, чтобы отбить у ящеров то, что у меня привязано к седлу, и привезти это в Германию.
Все. Он сказал. Если эти люди — действительно прихвостни ящеров, он выдал себя с головой. Но Егер в любом случае выдал бы себя в то самое мгновение, когда ящеры добрались бы до содержимого мешочков. А если перед ним все-таки люди…
Йоссель сплюнул.
— Быстро ты умеешь врать. Так я тебе и поверил. Где это было, на дороге в Треблинку?
Увидев, что это название ничего не говорит Егеру, он добавил на чистом немецком языке:
— Концентрационный лагерь.
— Я ничего не знаю о концентрационных лагерях, — упрямо произнес Егер.
Люди позади него зарычали. Эдак они пристрелят его, не дав закончить фразу. Поэтому Егер торопливо сказал:
— Я ничего не слышал об этой Треблинке. Но в том партизанском отряде был один еврей, сумевший выбраться живым из места, которое называлось Бабий Яр. Это на окраине Киева. Мы с ним сражались вместе ради общего блага.
В лице Йосселя что-то изменилось:
— Значит, нацист, тебе известно про Бабий Яр? И что ты об этом думаешь?
— Это отвратительно, — быстро ответил Егер. — Я шел на войну сражаться против Красной Армии, а не… не… — Он покачал головой. — Я солдат, а не убийца.
— Как будто нацист способен понимать разницу, — презрительно отозвался Йоссель.
Но за винтовку не схватился. Вместо этого он затеял разговор со своим товарищем. «Кто эти двое? — думал Егер. — Солдаты? Партизаны? Просто бандиты?» Разговор частично шел на идиш, который Егер еще понимал, а частично — на непонятном ему польском. Если бы еврей, находившийся спереди, был бы не столь бдительным, Егер, возможно, сумел бы вырваться. Но в этой ситуации ему ничего не оставалось, кроме как ждать, пока захватчики решат, что с ним делать.
Спустя несколько минут один из находившихся сзади сказал:
— Ладно. Слезай с лошади.
Егер спешился. У него невероятно болела спина. Он был готов повернуться и начать стрелять при самом ничтожном подозрительном звуке. Он не будет пассивной жертвой, если они рассчитывают именно на это. Но затем человек за его спиной сказал:
— Можешь повесить винтовку на плечо, если не возражаешь.
Егер колебался. Такое предложение могло оказаться уловкой, чтобы убаюкать его бдительность и сделать более легкой добычей. Но он и так уже находится во власти евреев.
Ни один боец, который хоть немного соображает, не оставит врагу оружие. Может, они решили, что он им не враг? Егер повесил винтовку на плечо и спросил:
— Что вы намерены со мной делать?
— Пока не решили, — ответил Йоссель. — Для начала пойдешь с нами. Отведем тебя к тому, кто сумеет помочь нам разобраться.
Должно быть, на лице Егера все-таки отразились какие-то опасения, ибо Йоссель добавил:
— Нет, не к ящеру, к одному из нас.
— Хорошо, — сказал Егер. — Но возьмите с собой и лошадь. То, что находится у седла в мешочках, важнее, нежели я, и вашему командиру нужно узнать об этом.
— Золото? — спросил тот, кто велел Егеру слезть с лошади.
Егеру не хотелось, чтобы евреи подумали, будто он — один из тех, кого можно ограбить.
— Нет, не золото. Если люди из НКВД не ошиблись, я везу здесь такой же материал, какой ящеры применили при уничтожении Берлина и Вашингтона.
Это произвело впечатление.
— Погоди, — медленно проговорил Йоссель. — Русские позволили тебе увезти этот… этот материал в Германию? Как такое случилось?
«Почему они не забрали себе все?» — вот что подразумевал его вопрос.
— Если бы могли, уверен, что они обязательно оставили бы себе всю добычу, — улыбнувшись, ответил Егер. — Но я уже говорил, что материал захватывала совместная советско-германская боевая группа. И сколько бы ни было у русских причин ненавидеть нас, немцев, они знают также, что наших ученых нельзя сбрасывать со счетов. И потому…
Егер похлопал по мешочку.
Дальнейший разговор евреев происходил исключительно на польском. Наконец Йоссель усмехнулся:
— Ну, немец, прямо скажем, задал ты нам задачку. Ладно, идем, ты и твоя лошадь, что бы там на ней ни было навьючено.
— Вы должны держать меня вне поля зрения ящеров, — требовательно сказал Егер.
— Ошибаешься, — рассмеялся Йоссель. — Мы просто должны делать так, чтобы тебя не заметили. А это — не одно и то же. Давай-ка двигать, а то мы и так уже потратили кучу времени на болтовню.
Как оказалось, этот еврей знал, о чем говорит. В течение нескольких последующих дней Егер увидел больше ящеров и с более близкого расстояния, чем прежде. Никто из них даже не взглянул на него; эти существа считали, что он — просто один из полицейских и потому к нему можно относиться терпимо.
Более тревожными были неожиданные встречи с вооруженными поляками. Хотя он оброс бородой с седой проседью, Егер не без иронии сознавал, что в его облике появилось нечто зримо еврейское.
— Не волнуйся, — сказал ему Йоссель, когда Егер посетовал на это. — Они подумают, что ты просто еще один предатель.
Эти слова больно ударили по самолюбию Егера.
— Ты хочешь сказать, что именно так остальной мир думает о вас, польских евреях?
Он уже достаточно долго находился в отряде, чтобы высказывать свои мнения, не опасаясь получить за них пулю.
— Да, что-то вроде того, — спокойно ответил Йоссель, которого трудно было вывести из себя. — Разумеется, остальной мир до сих пор не верит, что у нас есть серьезные основания любить ящеров больше, чем вас, нацистов. Если ты знаешь о Бабьем Яре, то поймешь нас.
Поскольку Егер действительно знал о Бабьем Яре и узнанное воспринималось им тяжело, он переменил тему:
— Кое-кто из поляков выглядел так, будто они не прочь перестрелять нас.
— Такое вполне может быть. Поляки ведь тоже не любят евреев. — Голос Йосселя звучал совершенно обыденно. — Но они не осмеливаются, поскольку ящеры дали нам достаточно оружия, чтобы хорошенько вздуть их, если они вздумают играть с нами в старые игры.
Егер умолк и какое-то время обдумывал услышанное. Этот еврей открыто признавался, что его соплеменники зависят от ящеров. У него было бесчисленное количество возможностей выдать Егера пришельцам, однако он не сделал этого. Егер признался себе, что не понимает происходящего вокруг. К счастью, вскоре он все понял.
В тот вечер они пришли в какой-то город, более крупный, чем те, через которые проходили раньше.
— Как называется этот город? — спросил Егер. Вначале он подумал, что Йоссель чихнул. Потом еврей повторил название:
