— Мы ненадолго, мам.
— Никаких «ненадолго». И вы, ребята, по домам идите. Сейчас в магазине такой жути наслушалась. Все, без разговоров! Вот поймают этого рыжеухого, тогда и нагуляетесь.
Ребятам ничего не оставалось, как попрощаться.
Над селом нависла тревожная тишина, которую боялись вспугнуть даже собаки. Почти все мужики, наперекор запрету председателя, отправились в лес. Женщины сидели по домам или, скучковавшись у магазина, вполголоса обсуждали жуткие подробности о нападениях рыжеухого хищника.
Строев остался в селе. Принять участие в облаве ему не позволяла больная нога. К тому же в ночных появлениях хищника для него было слишком много неясностей и старый охотник занялся подробным изучением следов волка-людоеда.
Он никак не мог отделаться от мысли, что волк приходил вовсе не из леса, а совсем с другой стороны. Не пожалев своей хромой ноги, Строев дошел до Озерков. Изучив следы, охотник пришел к выводу, что ночью там побывал тот же самый зверь, который учинил накануне резню в хлеву Цыбиных. Однако следы людоеда, как и в прошлый раз, начинались и заканчивались в Огнево, в районе церкви. Далее проследить путь хищника не представлялось возможным, место было слишком оживленное и, как правило, все ночные следы с утра затаптывались. Но логично было бы предположить, что рыжеухий волк приходил из-за реки. Непонятно было лишь, где он мог скрываться днем в полях.
Впервые Строев начал испытывать страх перед зверем. Если хищник действительно скрывался в полях, не пугаясь работающей техники и большого количества людей, это был опасный противник. Все свидетельствовало о незаурядном уме волка, его коварстве, силе, злобности и полной уверенности в собственной безнаказанности. Изучив следы, оставленные волком в Озерках, Строев установил, что после нападения на тракториста, зверь долго кружил по деревне. Он не предпринимал попыток напасть на домашний скот, как накануне, словно, вкусив человеческой крови, искал новую жертву среди людей. И это пугало. Старый охотник был уверен, что теперь рыжеухий стал людоедом. В следующий свой приход он будет охотиться именно на людей.
Облазив всю округу, Строев направился к председателю, поделиться своими соображениями.
Днем приехал Сиверцев. За обедом жена рассказала ему последние новости. Выслушав ее, Сиверцев задумчиво произнес:
— Да-а, жить здесь становится опасно. Ничего подобного я даже от стариков никогда не слышал.
Поглядев на дочь, он сказал:
— Вот что, Настя. Отправим-ка мы тебя, пожалуй, к деду с бабкой. Отдохнешь там, пока здесь все не утрясется.
— На море! Вот здорово! — обрадовалась Настя. — А можно, Егорка со мной поедет?
— Почему бы и нет. Если Степан Васильевич возражать не будет, то пожалуйста.
— Да не будет, чего там! А когда поедем?
— Попробуем завтра с утра и отправиться. Еще бы маму твою уговорить с тобой поехать.
— Исключено! — Сиверцева помахала пальцем перед носом мужа. — Чтобы ты тут один остался, без присмотра? Даже не думай!
Муж вздохнул.
— Ну вот как с вами, женщинами, бороться? Так вот и попадаем под ваш каблук — раз уступим, второй. Ладно, сейчас съезжу к себе на базу, договорюсь на завтра, а к вечеру вернусь. Не скучайте.
Не теряя времени, Сиверцев отправился в леспромхоз. По пути он заехал к Строеву, рассказал о своем решении. Тот не стал возражать и согласился отправить Егорку вместе с Настей. Его самого беспокоила обстановка и он предпочел бы, чтобы предприимчивый племянник находился подальше, в безопасности. Строев разговаривал с председателем, тот не воспринял предостережение старого охотника серьезно. А Строев был уверен, что впереди еще много жертв, рыжеухий людоед прольет немало крови.
Вернулся Сиверцев поздним вечером, когда солнце уже закатилось за верхушки сосен. На площади перед правлением стоял трактор с прицепом, возле толпился народ. Сиверцев притормозил. Выпрыгнув из кабины своего лесовоза, он подошел к толпе.
— По какому поводу кучкуемся? — спросил он.
Оказавшийся рядом Борька-гармонист пояснил:
— Да вон, охотнички своими трофеями хвастают.
В прицепе рядком лежали трупы пяти крупных волков. Цыбин, перепоясанный патронташем, стоял рядом и рассказывал:
— Далеко хоронятся, заразы! Километров десять вглубь протопали, пока первого подняли. А вроде постоянно поблизости бродили. Ну, ниче, надежно гадов обложили, всех изведем.
— А где же остальные? — спросил председатель, оглядев немногочисленных охотников. — Где Михеев?
— Там заночевали. Чего туда-сюда мотаться? Завтра спозаранку снова начнем.
Сергеев нахмурился.
— Облава на рыжеухого уже превращается в несанкционированный отстрел. И долго это будет продолжаться?
— Так ить, пока не изведем сучье племя.
— А работать кто будет? Передай, чтобы завтра все бригадиры к восьми у меня были.
Цыбин пожал плечами.
— Передать, оно, конечно, можно. Да только, блин, пока серых не изведем ни дела, ни работы не будет. Не вернутся мужики раньше времени.
— А кто ж село-то ночью охранять будет? — спросила одна из женщин в толпе. — Мужики все в лесу.
— Не боись, Нюра, — успокоил ее Цыбин. — Сегодня можешь спать спокойно. За флажки серые не сунутся.
— Как знать, — пробормотал Строев.
Хромая, он пробился к прицепу и, скептически осмотрев трофеи, пренебрежительно заметил:
— Мелочь. Рыжеухого-то нет.
— Ниче, Василич, дай срок и его словим.
— Ну-ну, — пробормотал Строев.
Повернувшись к председателю, он сказал:
— А патрули на ночь ты все-таки организуй.
— Разберемся, — ответил Сергеев.
— Ну-ну, — снова пробормотал Строев.
Повернувшись, он пошел прочь. Сиверцев догнал его.
— Что думаешь, дядя Степан?
— Он придет, — уверенно сказал Строев. — Рыжеухий — людоед, никакие флажки его не остановят. Да и не из леса он вовсе приходит. Его логово где-то совсем в другом месте, возможно, за рекой. И вообще, Коля, что-то странное происходит. Волки отошли в глубь леса. Причем, совсем недавно. Если они уступили территорию рыжеухому, то почему только сейчас? Ведь рыжеухий уже давно живет здесь и часто его видели с другими волками, он вожак стаи. Ночью же он всегда ходит один. Непонятно все это. Ты на ночь все двери запереть не забудь и карабин под рукой держи.
Под утро Сиверцев проснулся от холода.
— Ну, Наташка, опять окно раскрыла, — проворчал он.
Повернувшись, он увидел, что жены рядом нет. Окно действительно было раскрыто.
— Наташка! — позвал Сиверцев. — Жена!
