Ознакомительная версия.
– Оно понятно, – решили стражники, – реки совсем недавно очистились, и, видимо, бедолаги ещё застали на Волге ледяные поля, а то и пробивались навстречу плывущим льдинам. Суровые люди, эти первые гости.
Куда менее привычные повреждения можно было увидеть выше. Нос корабля был начисто снесён. На короткой подрубленной щегле нелепым пузырём обвис парус. В самом парусе зияла дыра с обгорелой каймой. Следы огня виднелись и повсюду на досках. Вряд ли парни с огнём не управились.
Тут, – решили стражники, – наверняка не обошлось без дорожных стычек.
Из побитого судна выбрался краснолицый хозяин в коротких сапожках, чёрной просмоленной куртке и необычной для здешних мест тряпичной шапке с полями. Иноземец заметно хромал и часто озирался, будто сомневаясь, что на берег сошёл наконец, а может, и опасаясь кого-то. Медленно ковыляя, он направился к стражникам. С увечьем справлялся кое-как, вероятно получил его в пути, и ещё не приспособился к неудобству. Четверо его помощников выскочили из корабля резво но, едва укрепив ладью, рухнули без сил на берегу. Как у них хватило удачи выгрести вчетвером и без смены против течения, можно было только гадать.
Стражники с уважением смотрели на кораблик, и на людей, и на краснолицего владельца, пока тот не дохромал до них.
– Ярмарок есть в городе вашем? – спросил гость, с усилием подбирая слова.
– Торг что ли? – переспросил один из стражников. – Да, есть. Невеликий, правда.
– Пошлину старосте заплатишь и торгуй, – добавил его товарищ и указал рукой на дорогу, что поднималась к крепости. – Спросишь Лешака, он и есть староста.
Подобрав какую-то палку и опираясь на неё, краснолицый поковылял наверх.
После нескольких лет непрерывных сражений и походов, Сокол с большим удовольствием наслаждался бездельем. Осень и зима прошли на редкость спокойно для его ремесла. Ничего из ряда вон выходящего не случилось; опасные свечи в колдунских домах не воспалялись, призывая к битвам и подвигам, а мелкие неприятности, какие сами собой находились в любую пору, только обрамляли спокойствие возможностью освежить навыки и размяться.
Правда последние дни чародея стали тревожить непонятные сны. Они не поддавались разгадке, и вообще какому-нибудь осмыслению. Рваные лоскутья видений возникали под утро перед пробуждением, на самой грани яви и сна. Страшные безумные образы появлялись на короткий миг и тут же растворялись, едва успевая царапнуть сознание. Только эти царапины и оставались в памяти, когда ночь отступала, но разгадать по ним суть чародей не сумел.
Вещими снами природа его не наделила, а потому к мрачным видениям Сокол отнёсся как к досадной помехе, мешающей разве что как следует выспаться.
Вурды, казалось бы, тоже свыклись с сытой и беззаботной жизнью. В начале осени ещё тосковали по приключениям, а ближе к зиме вдруг загорелись пристроиться к ремеслу. То ложки резать брались, то посуду лепить. Брали уроки у Рыжего, нанимались в помощники к лесорубам, помогали рыбакам, что заводили невод под лёд в большой полынье напротив Лысого холма. Надолго, однако, нигде не задерживались. Там и сям набирались знаний по верхам и спешили сменить занятие.
По весне же в них вновь стал пробуждаться зуд приключений. Неведомые частицы их естества копили подспудно тайную силу и вдруг оживали разом, подобно почкам на гибких ветвях, что взрываются зеленью листьев.
И вот вурды преобразились. Их взгляды наполнились потаённым смыслом. Сонные днём, они становились весьма деятельными ночью. О чём-то шептались, что-то готовили. Даже шерсть изменила цвет и блеск, как бы приноравливаясь к грядущему перелому судьбы. Сокол в который раз начинал подумывать, а не отселить ли часом загостившуюся парочку. Он даже согласен был поучаствовать в возведении или покупке отдельного дома.
Но днём страсть угасала до едва заметного тления. Чародей и мохнатые приятели пребывали в благодушном покое.
Они молчали втроём, когда неожиданно на улице послышался шум толпы. И на вурдовых лицах заиграли улыбки – вот оно!
Пёс насторожился – тихая чародейская слободка не место для народных гуляний, тем более сейчас, когда город чтит Канымы. Хотя, по правде сказать, и в самый разливной праздник люди заходили сюда только по делу.
Сокол сперва подумал, не несчастье ли приключилось. Не помер ли князь часом. Поспешил открыть дверь. Нет, беды не случилось – рожи у людей сплошь весёлые, возбуждённые.
Впустив несколько мужиков, привёл их в комнату. Те сдержанно вурдам кивнули – привыкли к постояльцам чародеевым в городе, но всё же держались от мохнатых подальше.
– Купец прибыл с грузом редким, – сообщил один из посланцев. – Торговцы наши мещёрские, но в особенности Ондроп с Чунаем просят тебя присмотреться к товару, нет ли подвоха какого. Больно уж необычен он для убогого нашего торга.
– Что за товар? – спросил Сокол. – Меха? Шелка? Железо?
– Груз пахучий, – ответил мужик. – Редкости южные, что по слухам цари да богатеи в еду добавляют. Цена ему немереная, но, говорят, и прибыль подстать затратам.
– Пряности, – понял чародей. – И впрямь необычный товар. Что ж, пожалуй, не откажу купцам в помощи.
Ну вот, ещё одно непыльное дельце для разминки ума нашлось.
Вурды засобирались.
– Вот ведь, что удумали, – проворчал Быстроног. – Еду корешками портить, да листиками всякими. Нет, когда брюхо слабеет, я завсегда коры ивовой пожевать готов. Но чтобы такую дрянь ради удовольствия подкладывать… так и промаешься с брюхом всю жизнь.
– Они ж мертвечину едят, потому и перебивают запах разными снадобьями, – пояснил Власорук.
Ворчание их, однако, не могло скрыть радости. Весна пришла.
***
На мещёрском торгу образовалось сущее столпотворение. Здесь собралась, наверное, половина города. Собственно, торга уже и не было. Вся купля-продажа прикрылась, завсегдатаи столпились у иноземного гостя, что опираясь на палку, расхаживал вдоль своих бочонков с таким беспокойным видом, будто излишнее внимание мещёрцев ему вовсе не на руку.
Поглазеть на иноземцев здешние люди любили. Поглазеть, а особенно послушать. Любопытно же, как там в чужих землях всё обстоит. Последние год-два из дальних гостей только Чунай в их город заглядывал. К нему давно уж привыкли, за своего считали, но послушать всегда любили. На притчи Чуная народ собирался, как на представление скоморошье. А сейчас не слушал никто ханьского купца, все на товар глазели. Да Чунай и сам больше по привычке историю какую-то бормотал. В оба глаза на груз смотрел.
Ознакомительная версия.
