А впрочем, нет, не вышло. В следующий миг Борису стало ясно: девчонке не удалось уклониться от шприц-ампулы. Скрючившись, чернявая упала между камнями.
Борис оглянулся назад. Объятый пламенем БТР остановился. Водитель благополучно выскочил из машины и суетился с огнетушителем. Остальные хэды сбивали пламя друг с друга. Ухо и еще двое охотников помогали водителю спасать бронетранспортер. Из людей вроде бы никто особо не пострадал.
На помощь к группе Уха мчался броневик Стольника. Командирская машина была уже совсем близко.
— Сука! Сука! Сука! — все орал и орал Гвоздь.
Без каски, с автоматом наперевес, с перекошенным от ярости лицом он подбежал к подстреленной добыче. Лицо и левая кисть Гвоздя покраснели от ожогов.
«Убьет! — успел подумать Борис. — Гвоздь эту дикую сейчас точно замочит! Ему сейчас и трес-баллы и штрафы — все до фонаря!»
Однако произошло неожиданное.
Сведенное судорогой тело беглянки резко распрямилось. Тонкие руки словно выросли из расщелины между камнями. Руки цапнули Гвоздя за ноги и, прежде чем тот успел что-либо предпринять, сдернули со скользкого мшистого валуна.
Гвоздь вскрикнул, грохнулся на спину, выронил автомат, исчез за камнями вместе с дикой.
Искусная имитация. Чернявая просто притворялась подстреленной!
Похоже, никто, кроме него, не заметил случившегося. Борис бросился к месту схватки. Прыжок, прыжок… Бежать по камням, рискуя переломать ноги, было непросто.
Он едва успел вовремя. Дикарка держала в руках автомат Гвоздя.
— А-а-а! — снова завопил Гвоздь. То ли от страха, то ли от ярости.
Девчонка заметила выскочившего из-за камней Бориса. Лицо дикой перекосилось. Зубы оскалились, как у волчицы. Хэдхантерский калаш уже был направлен в обожженное лицо Гвоздя.
Борис выстрелил сразу, навскидку, почти не целясь.
Шприц-ампула вошла девчонке в плечо.
Сильнейший болевой шок, мгновенно обездвиживающий паралич. Судорога… Палец дикой непроизвольно вдавил курок. Очередь ударила над головой Гвоздя. Охотник дернулся, сжался. Красное лицо с раззявленным ртом засыпало пылью и каменным крошевом.
Боевыми! Она стреляла боевыми!
Дикая повалилась на Гвоздя. В ключице под смуглой загорелой шеей на игле-гарпуне качнулась маленькая ампула с раскрывшимися при выстреле крылышками стабилизатора и меткой «ББ» у самого хвостовика.
— Сука! Ах ты ж сука! — Гвоздь спихнул с себя содрогающееся тело.
Вскочил, вырвал из скрюченных пальцев автомат.
— Да я! Тебя! Я сейчас тебя, сука!..
Хлопок. Чуть дернулся подствольный ампуломет. Гвоздь всадил в скрюченное тело второй шприц. Попал в живот.
На пластиковой ампуле с иглой был накарябан маленький гвоздик. Такая, значит, у него метка. Простенько и понятно. Такой можно пометить уйму шприцов и не устать.
— Что, нравится тебе, сука?! — хрипел разъяренный хэд. Похоже, парню снесло башню напрочь.
— Гвоздь, уймись! — крикнул Борис, подбегая ближе.
Какое там! Хлоп… Третий шприц воткнулся под распахнутую куртку, в левую грудь.
Окостеневшее тело дикой никак не реагировало на новые инъекции. Первая судорога закончилась. Сведенные мышцы были напряжены, как при столбняке. Дикая лежала на камнях неподвижно. Страшное перекошенное лицо, зажмуренные глаза, оскаленный рот. Слезы, сопли. Пена изо рта… Это уже не имитация. Это — по-настоящему.
— Нравится, я тебя спрашиваю?! — брызгал слюной Гвоздь.
Позабыв обо всем, даже о том, что боеприпасы следует экономить, он снова положил палец на спусковой крючок ампуломета.
— Хватит!
Борис кинулся к нему, вырвал у Гвоздя автомат, отбросил оружие в сторону.
Это не помогло.
Обезумевший хэдхантер принялся пинать одеревеневшее тело. Гвоздь лупил девчонку ногами яростно и остервенело, что было сил. По голове, по животу, по груди, по бокам. Дикая не вскрикивала и не вздрагивала. Только покачивалась да перекатывалась под ударами всем телом, словно деревянная колода или мороженая туша. На живого человека она сейчас походила мало.
Борис выматерился. Как-то сразу забылись и бутылки с зажигательной смесью, и то, как он сам выцеливал эту чернявую из ампуломета. На войне оно как на войне, конечно. А на охоте — как на охоте. И дикие — всего лишь будущие тресы. А тресы вроде как и не совсем уже люди. Но все же такое избиение беспомощной, трижды уже подстреленной, скрюченной от боли и паралича девчонки… Как-то оно…
— Хватит, я сказал! — рявкнул Борис.
— Хватит?! — Гвоздь медленно повернулся к нему.
Лицо его было страшным. Глаза налились кровью.
На обожженной щеке взбухали волдыри. Казалось, он только сейчас заметил Бориса. А того, что именно Борис спас его от верной смерти, похоже, и не понял вовсе.
Гвоздь ощерился:
— Нет, не хватит, салага! Я только начал! Да я эту тварь прямо здесь, прямо сейчас!.. Вовсе дырки!.. Суку эту!
Вот ведь хрень! Борис смотрел и не верил собственным глазам. Похоже, Гвоздь в самом деле собирался осуществить задуманное. Прямо здесь и прямо сейчас. И именно что во все…
Склонившись над дикой, он принялся срывать с нее одежду. Содрал куртку. Потом — майку, с мясом вырывая зазубренные иглы шприц-ампул, пришпиливших ткань к телу.
Начал стягивать потертые рваные джинсы. Это было непросто — с согнутых, сжатых и напряженных ног. Но Гвоздь очень старался.
Девчонка была худая и жилистая. Сведенное судорогой лицо сейчас казалось уродливым и отталкивающим. Черные волосы по плечи. Молодое, упругое тело. Смуглая кожа. Маленькие, но остренькие, выпирающие, как бывает у тинок-подростков, грудки, казалось, можно закрыть рюмашкой. Над левой грудью, где кровоточила рана от выдранного шприца, багровел затянувшийся рубец. Кто-то словно вырезал из-под ключицы узкую полоску кожи. На шее виднелся еще более страшный след. Широкий шрам, оставшийся, судя по всему, после сильного ожога. На руках — тоже странные бледные пятна. Будто дикая по локоть окунула руки в едкий раствор и продержала их там дольше, чем следовало.
Жизнь у этой девчонки была явно не сахар. И Гвоздь намеревался добавить свою долю соли и перца.
Гвоздь пыхтел и тяжело дышал. Он уже не просто злился, он был возбужден до крайней степени. Стащил ниже колен джинсы со сведенных параличом ног девчонки. Потянулся к трусам.
Извращенец, мать его! Борис поморщился. Поиметь вот так парализованную дикую — это ж, наверное, все равно что совершить акт некрофилии. Что за кайф трахаться с неподвижным твердым бревном? И вообще…
Вообще, происходящее нравилось ему все меньше. Определенно, это ему не нравилось совсем. Все шло не так, как следовало бы. И в конце концов, какого хрена?! Ведь это он, Борис, первым подстрелил чернявую. Значит, она — его добыча. Его законный трес-балл. Так что Гвоздя здесь ни с какого боку не стояло.
