— Значит, вы нам не поможете, — поникшим голосом произнес «дядя» и поплотнее запахнул свой плащ. — У меня семья, понимаете…
— Я бы помог, да чем? Паша, пошарь там в машине.
— Щас.
Паша нырнул вниз и тут же вылез обратно с двумя банками тушенки в руках.
— Держи, дядя, — белобрысый капитан-прапорщик сбросил их по одной мужику. Первую тот поймал, вторую уронил на потрескавшийся бетон. Подобрал, зачем-то сдул пыль. — Могу пистолет дать, «ТТ», тоже с хранения. Да только на хрена он тебе?
— Для самозащиты.
— Да? Ну на, держи, — белобрысый снял с ремня кобуру, протянул «дяде», свесившись с брони. Паша смотрел на все это неодобрительно. Человек в плаще прижал банки и пистолет к груди, нелепо собрав в кучу. — Я так мыслю, дядя, у тебя всё это отберут на хер, но это уже дело не мое. Всё, беги к своим, пока не засекли.
— Да нас давно пасут, — буркнул Паша. — Еще бы, столько шума. Вся округа сбежалась посмотреть.
— Спасибо… — пробормотал мужик, пятясь. — Спасибо…
Он наткнулся спиной на облупленный красный «Судзуки Джимни», испуганно отпрыгнул в сторону, повернулся и побежал, петляя среди машин, как заяц. Белобрысый проследил, как «дядя» скрывается на другой стороне шоссе за перекошенным магазином автозапчастей и покачал головой.
— Может, правда как-то собраться, а, Паша? Ждут ведь помощи. У нас ведь и пожрать кое-что есть, и оружие, и техника.
— А дальше что? Княжество устроишь? Крепостные, все дела? У нас в части без малого полста человек осталось, давай о них думать, — сердито отозвался Паша. — Пистолет отдал, блин…
— Да там их несколько ящиков.
— Пригодятся! В голодный год сменяем, если что. Да и они не вечные. Добрый ты не в меру, Григорич. Ладно, давай к фургону подъедем, посмотрим, что там внутри. Если и вправду бухло — значит, наш день. И ствола не жалко.
Фургон оказался полон ящиков с водочными бутылками. Паша присвистнул:
— Ни хера себе… И как его никто не заметил? Ты сразу усек, глаз наметанный.
— Тупые, — мрачно сказал Григорич, сидевший на башне с автоматом в руках. — Руки из жопы. Они в простое время, если магазин вдруг закрыт, с голоду сдохнут, а сейчас и подавно. Может, оно и правильно, так и надо? Естественный отбор, как у зверей.
— Может, и правильно, — задумчиво произнес Паша, что-то прикидывая. Захлопнул грузовую дверь фургона и добавил:
— Слазь. Будем думать, как эту херню к танку лучше прицепить.
Животные нуждаются только в пище и убежище. Для человека в нашем климате первичные потребности включают Пищу, Кров, Одежду и Топливо; пока это нам не обеспечено, мы не способны свободно и успешно решать подлинные жизненные проблемы.
Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»
Домик был страшненький — обросший зеленым мхом и вьюнками, из-под которых чернели бревна, с усыпанной многолетней листвой и хвоей шиферной крышей. Тем не менее смотрелся он каким-то крепким, уверенным, а вот штакетный заборчик, окружавший его ранее, теперь почти весь завалился. У крыльца стоял ржавый мотоцикл с коляской, а за домом виднелись хозяйственные постройки, такие же ветхие.
— Избушка-избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом, — пробормотал Антон.
Они лежали в кустах метрах в пятидесяти от домика и прикидывали, есть ли там кто живой. С виду — никого, но мало ли.
От людных мест они удалились уже давно, следуя идее Ларисы двигаться на восток. Последнего человека видели два дня назад — толстый мужик, весь обмотанный невообразимым тряпьем, тащил большой мешок.
Заметив их, он вначале сел и завопил:
— Не подходить! У меня бомба! Не трогайте меня!
Потом рассмотрел поближе, узрел, видимо, Фрэнсиса, и заорал пуще прежнего:
— Черти! Черти! Господи, спаси! Христос! Христос!
И, бросив мешок, удрал.
Неожиданный трофей осмотрели с осторожностью — кто его знает, вдруг и впрямь бомба. Но в мешке оказался никчемный мусор, из ценного — только детские резиновые сапожки в цветочек. Лариса положила их в свой рюкзак, мотивировав тем, что «хорошие вещи бросать не надо».
По пути из Академгородка они слегка прибарахлились, в основном в придорожных магазинчиках и забегаловках, а также в машинах. Улов был невелик: бейсбольная бита, складная лопатка, три банки подозрительной тушенки — съели, не померли, — кое-какие лекарства и бинты из аптечек, полторы пачки соли, сахар-рафинад, бутылка коньяка, бутылка красного вина, несколько пачек чая и огромный пакет быстрорастворимого кофе со сливками «3 в 1». Попалось несколько охотничьих ружей, но все в безобразном состоянии, и множество удочек — их решили не брать: лишняя ноша, а рыбу испокон веку ловили, как ни крути, на простую палку с леской и крючком.
К лесному домику они вышли сразу после ночлега в уютном овражке, забросанном еловыми ветвями. Погода стояла теплая, дождя не было, поэтому они отдохнули и выспались, даже не озаботившись ночным дежурством. К тому же звери им не докучали, хотя мелькали то там, то сям. На белок они перестали обращать внимание еще в Академгородке, видели куницу, нескольких зайцев и соболей, а вчера под утро вблизи от стоянки долго и нудно орала рысь. Антон охотником сроду не был, но помнил, что рысь для человека опасна весьма условно, в отличие от, скажем, лося или медведя, которых лучше обходить за тридевять земель.
— Ну что? — спросил камерунец. — Так и будем лежать?
— Ладно, — Антон поднялся на колени и отряхнул приставшие к куртке травинки. — Я пойду. Вдруг там ветхая старушка живет, а ты сунешь свою богомерзкую рожу, ей и кранты.
Фрэнсис засмеялся — после случая с толстяком над ним регулярно подшучивали, и он не обижался, понимая, что друзья делают это по-доброму.
Поудобнее ухватив топор за облитую резиной рукоять, Антон зашагал к дому. Идти было страшновато — а ну как пальнут в окошко дуплетом, и поминай, как звали! Но домик при всей своей диковатости выглядел мирным, даже пасторальным. Хоть Шишкина зови — пейзаж рисовать. Шишкина Антон всегда уважал, хотя многие, особенно знакомые, закончившие местное худилище, считали того «мещанским живописцем».
Крылечко немного расползлось и прогнулось, но вес Антона выдержало. Он хотел было постучать в дверь с массивной рукоятью-кольцом, но в последний момент остановил руку.
Неожиданно вспомнилось прочитанное в какой-то книге почти перед самой катастрофой выражение: «Где крещеного человека долго не бывает, там и чему другому поселиться невелик труд». Антон суеверным никогда себя не считал, но с вещами малообъяснимыми сталкивался. Пару лет назад гостил, к примеру, у друга, энтузиаста-поисковика, на Брянщине, и пошли они в лес за грибами. Отъехали на электричке подальше от города и принялись бродить. Бродили-бродили, час, другой — ничего. Хоть бы поганка. Плюнули, сели на краешке оплывшего окопчика, свесив вниз ноги, и стали употреблять с горя взятое с собой: водочку, огурчики, сальце, капустку квашеную. Друг под хихиканье и издевки Антона немного водки плеснул в кусты, сказавши: «Это тебе, дедушка». Допив-доев, собрали мусор и обнаружили, что буквально в паре метров от них лежит трухлявый древесный ствол, полностью обросший крепкими, один к одному, опятами… В результате наполнили всю наличную тару, сделали мешки из курток и то не все собрали. «А это всё потому, что дедушку уважили», — спокойно и на полном серьезе пояснил друг.
