— И каким же образом Мейерс облапошил мнимых родственников? — продолжал допрос Аксель. В отличие от Мтомбы он не искал материальных доказательств преступности сделки. Образно говоря, ему достаточно и того факта, что приближаться к ней допустимо только с наветренной стороны. Это судье необходимы веские улики для вынесения обвинительного вердикта. В жизни же случается и так, что злой умысел налицо, доказательства отсутствуют, а здравый смысл в суд не представишь… Человека обходят стороной, и вынужденно мирятся с формальным признанием его порядочности. Как в случае с Мейерсом. Пожалуй, только сейчас Оварунга впервые начал понимать, почему Аксель так настойчиво отказывался от его «заманчивых» предложений — кому охота копаться в бумагах, доказывая очевидное.
— В том-то и дело, что формально ситуация кристально чиста,— словно в подтверждение размышлений Оварунги, сказал Алекс.— Существует завещание покойного, и к нему не придраться. Родственники довольны, а значит, с этой стороны к делу тоже не подобраться, но когда журналистка отдела светских новостей «Гардиан» Ума Турман попыталась копнуть глубже, ничего у нее не получилось.
— Да? — Вопрос прозвучал достаточно нейтрально, но Блэкфилд понимал, что Алексу с Мтомбой нужны подробности.
— Видимо, решила постимулировать серые клеточки своего мозга,— с мрачной иронией произнес он,— и не рассчитала сил. Официальное заключение — передозировка наркотика.
— Ого! — не удержался Мтомба.— Экзотический диагноз! — Он, как никто другой, знал историю борьбы с наркоманией. И хотя полностью уничтожить проблему так и не удалось, формально с ней покончили добрую сотню лет назад. Недуг общества уменьшили до приемлемых размеров, загнали поглубже и сделали вид, что его не существует.
— Лучше на скажешь,— согласился Блэкфилд.— Названия препарата я не помню… какой-то длинный фармакологический термин. Девочку я знал. Хорошая девушка, совсем еще молоденькая. Прыти много, осторожности никакой, но этой дрянью она никогда не баловалась, даже спиртного по возможности избегала.
— Дай-ка я угадаю…— встрял в разговор Аксель.— Именно ее смерть подвигла тебя на собственные изыскания?
— Нет…— Алекс явно смутился, словно воспринял слова Сола не как случайное предположение, а единственно возможную для него, Алекса, реакцию на происшедшее.— Хотел бы я выглядеть благородно… этаким рыцарем в сверкающих доспехах и на белом коне, но я не молоденькая девочка с неуемной энергией и знаю, что там, где…— он поискал подходящее определение,— на дух не переносят не в меру любопытных журналистов, многого не раскопаешь. Он болезненно поморщился.
— Просто времени не хватит,— понимающе кивнул Аксель. Он, наконец, понял причину самооправданий Блэкфилда. Алекс изо всех сил не желал показаться трусом в глазах старых друзей. Он забыл, что трусливой его позицию мог назвать только не знакомый с ним, исполненный глупой бравады человек, знавший опасности лишь понаслышке.
— Верно,— с явным облегчением согласился Алекс,— но раз Уму поспешили убрать, значит, всерьез опасались, что она сумеет подобраться к чему-то важному.— Он помолчал.— Я же для себя уразумел, что пресловутый Мейерс — не просто темная лошадка. Он дикий жеребец с зубами крокодила и хвостом скорпиона! И вот тогда я задумался. Ладно, Ума. Жалко, конечно, девушку, но кто она такая? Рядовая гражданка Лиги. Богатых родителей не имеет, а значит, реальной силы не представляет. На что она может рассчитывать? Успей она раскопать что-то, хотя бы отдаленно отдающее сенсацией, и еженедельник наверняка защитил бы ее от возможных угроз, а в этих условиях смерть сотрудницы солидного издания вызвала бы громкий скандал, неизбежно влекущий за собой серьезное журналистское расследование. Но ей никто не угрожал — она лишь подступила к порогу тайны, но узнать ничего не успела. Защищать же наркоманку никто не пожелал, да и от кого? И тогда я задался вопросом: а не пошел ли еще кто по пути Умы? Нет, не из журналистской братии, а из числа сильных мира сего? Я рассуждал примерно так: молодой, энергичный бизнесмен пришел к рулю процветающего предприятия. Такое событие не может не насторожить конкурентов. Как, скажем, к этому отнеслись в «Вестерн Юнион Инкорпорейтед»? И я подкинул знакомому обозревателю мысль взять интервью у Бьёрна Стенсена. Тому идея понравилась, и он добился встречи. Каково же было мое удивление, когда, просмотрев по головизору интервью, я узнал, что мистер Стенсен нимало не озабочен появлением молодого агрессивного конкурента. Ни тени волнения, сплошная доброжелательность, одним словом, он вел себя так, словно сам стал владельцем «Старз».
— Может быть, поза? — предположил Мтомба.— Стремление показать, что ты по-прежнему в седле и как никогда силен и уверен в себе?
— Возможно,— пожал плечами Алекс.— Это первое, что приходит в голову, но я не верю в благодушие акул бизнеса. Уж о чем, о чем, а о «добрых отношениях» между конкурентами мне известно не понаслышке.— И он презрительно усмехнулся.
Все верно. Хищник не терпит вторгающегося на его территорию конкурента и либо убивает его, либо гибнет в схватке сам, либо… договаривается о разграничении территорий, но зубы при этом держит наготове.
— С какой же стороны ты решил подойти к делу? — поинтересовался африканец. Ему самому предстояло заняться именно этим вопросом и, вполне естественно, он желал знать, чем закончилась предыдущая попытка человека, знающего, как подойти к делу.
— Со стороны антимонопольного законодательства,— охотно пояснил Алекс.— На протяжении веков власть над миром многим не давала покоя, и если военным путем добиться ее давно уже никто не пытается, то этого не скажешь о способах экономических. И я подумал: а не предпринимается ли новая попытка? — Он обвел друзей взглядом.— Если принять такое предположение за основу, все, вроде бы, становится на свои места: и строгое инкогнито мистера Мейерса — невозможно проследить связи человека без прошлого,— и жестокая расправа с Умой — поскольку наказание за нарушение антимонопольного законодательства самое суровое в Лиге, — и демонстративное благодушие Бьёрна Стенсена.
— Что верно, то верно. Лжец должен иметь очень хорошую память,— подтвердил Аксель.— К тому же, Бьёрн Стенсен — человек прямой. Трусливо прятать за ложью свою шкуру — не в его стиле. А вот отвести от себя подозрения, лишний раз продемонстрировав свою силу — это да. Это на него похоже.
— И к чему ты пришел? — Этот вопрос задал Мтомба. Не то, чтобы его не интересовала психологическая оценка личности Стенсена или конкретные моменты в расследовании Алекса, но африканцу не терпелось поскорее добраться до конца рассказа, чтобы осмыслить картину в целом.
