Евгений Прошкин - Война мертвых

Молнии ударили прямо в центр блохи – бурая, в прихотливых разводах броня треснула и раскололась, и в тот же миг машина взорвалась, раскидав по окрестностям какие-то крупные черные куски с рваными краями. На ее месте осталась лишь покореженная ходовая часть с фрагментами заковыристых механизмов – между ними торчало, болтаясь из стороны в сторону, что-то живое или, точнее, бывшее недавно живым.

Подчеркнуто натуралистичная картина чужой смерти Тихона нисколько не взволновала. Даже если б он не знал, что полигон – не более чем галлюцинация, если б он принял гибкий отросток за агонизирующую ногу конкура, то и тогда не стал бы печалиться.

"Милейший, вам снесло череп? Простите, такая уж у меня работа. Война все-таки”.

– Мне нравятся циничные операторы, – прорезался голос капитана.

– Ладно, зачтем это как попадание, – сказал Игорь. – Но ты же понимаешь, что в бою такая уловка ничего не стоит. Когда ты вместе с противником несешься по ухабам, никакие привязки к местности невозможны.

– Понимаю, – нехотя согласился Тихон.

– Хватит с тебя, а то переутомишься. Отлипай, курсант.

Это было что-то новенькое.

– Ты имеешь в виду – возвращаться? – на всякий случай переспросил Тихон.

– Да, да.

– А как это?

– Думай.

До сих пор лейтенант вынимал Тихона сам: отключал его от симулятора, и Тихон просыпался в мягком глухом гробу капсулы. Ему даже в голову не приходило, что он способен пробудиться по собственной инициативе.

Тихон осмотрелся – по серой степи упорно тащились двенадцать блох. Другой реальности не было и быть не могло: отсюда, из перепаханной взрывами тундры, именно класс с семью красными капсулами выглядел как болезненная фантазия. Почва под гусеницами была не то чтобы совсем твердой, а чуть проминающейся, сырой и рыхлой – настоящей. Угрюмое небо со скупым светом, льющимся неизвестно откуда, неряшливость ландшафта, переходящего к горизонту в сплошные холмы, – все это казалось подлинным, и, хотя Тихон уже побывал за горизонтом, уже убедился, что весь полигон умещается в ничтожном чипе, его разум был не в состоянии смириться с эфемерностью данного мира.

Тем не менее ему нужно было уйти, вернуться в класс, в кабину, в свое родное, такое слабое и бесполезное тело.

– Как ты? – спросил лейтенант. – Сейчас мы погасим установку на самосохранение – в программе, естественно. Останется еще одна – та, что заложена в тебя с рождения. Она в каждого заложена, но не каждый способен ее преодолеть.

Его опять испытывали. Правда о войне, потом превращение в танк, потом наказание болью, чего еще от него хотят? Игорь выразился вполне определенно: они ждут, когда он покончит с собой. Понарошку, не насовсем, а так, чтобы отлипнуть, чтобы вновь стать человеком. Но это только с их точки зрения!

Унылый полигон, осточертевших блох и свое железное тело Тихон воспринимал как абсолютную явь. Можно попытаться убедить себя в обратном, но поди докажи это страху! Не рассудок, падкий до парадоксов, не совесть, всегда готовая к сделке, а страх – вот кто твой верховный правитель. Его трон не отлит из золота, не украшен женскими гениталиями – он сплетен из нервов, давших мощные корни в постамент под названием “жизнь”. Он будет держаться до последнего.

Тихона затрясло, и из всех шести орудий вразнобой заскакали ослепительные тропинки. Еще одна блоха разбилась, точно антикварная посудина, однако это случайное попадание Тихона не обрадовало. Он вдруг вспомнил Влада, желавшего уйти из жизни, и его коронную фразу, взятую откуда-то из средневековья. Все там будем. Да, он так говорил. И при этом – кусал сладкую травинку, и щурился на солнце, и загребал ладонью шелковый песок.

Подстреленная блоха едва дымилась. Сбоку раздвинулся лепестковый люк, и из него появились три змееподобных конечности. За ними возникла голова, издали похожая на человеческую, а потом и все тело. Водитель был ранен или оглушен, если только с конкурами такое бывает. Двигался он медленно и как-то потерянно. Из дымных внутренностей броневика конкур выволок длинную трубку с широким треугольным наконечником и недвусмысленно направил ее на Тихона.

Тихон инстинктивно дернулся, но малое орудие исторгло лишь хилую струйку – суматошная пальба оставила в накопителе какую-то кроху энергии, недостаточную даже для беззащитного солдата. Скудный клубок белого пламени коснулся живота конкура, и тот отлетел к блохе, ударившись о мясистое колесо машины. Из его вскрытой груди выглядывали развороченные внутренности, и Тихон увидел, что кровь у конкура такая же красная.

Противник задрал голову и подтянул ружье к ноге. Средний глаз был закрыт. Из-под века сочился черный ручеек и, огибая маленький острый нос, терялся в разомкнутых губах. Тихон проведал накопитель – туда уже поступила первая порция силы из реактора. Он посмотрел, как враг поднимает трубку, и послал в его сторону новый импульс, чуть сильнее предыдущего.

Издыхающий конкур не вскрикнул, не принял драматической позы, как это делают герои из интеркино, он просто умер – смирно, заурядно, с каким-то невысказанным облегчением. Просто выронил ружье и перестал шевелиться. И все.

Одиннадцать блох по-прежнему разъезжали, ожидая своего часа. На смерть они не обратили никакого внимания. Смерть на войне не страшна. Она привычна. В ней нет ничего особенного. Умереть – значит присоединиться к большинству. Все там будем.

– Молодец.

Он не сразу понял, о чем это. Сверху окатило светом, и чьи-то руки протянулись к его голове. Лейтенант снял с Тихона датчик и, приводя его в чувство, похлопал по щеке.

– Вставай, тебе сейчас полезно размяться.

Тихон вылез из гроба и погулял по классу – суставы похрустывали, перед глазами висела навязчивая мутная пленка.

– Кажется, скоро в войне наступит перелом, – проговорил капитан, смешав шутку и серьезность в такой пропорции, что трактовать фразу можно было как угодно. – Второй Алекс, да и только, – добавил он, и Тихон. вспомнил, что уже слышал это имя.

Вторым ему быть не хотелось.

– По стрельбе результаты неважные, – сказал Игорь. – Отвратительные результаты. Все остальное нормально.

– Точнее, превосходно, – поправил его капитан. Игорь пожал плечами, но, поймав вопрошающий взгляд Тихона, улыбнулся:

– Согласен. Девять часов в кабине, и самостоятельный выход. Для клубники это большое достижение.

– Для чего?

– Для новичка. Хотя, нет, ты уже не новичок. Не без помощи Егора, конечно, – это ведь он, добрая душа, подкинул тебе конкура из второй блохи.

– Егор, – капитан подал руку, но прежде он приподнялся в кресле, и для Тихона этот жест был дороже любых комплиментов. – Смерть – паскудная штука, ее нельзя не бояться, но когда скармливаешь смерти других, сам начинаешь понимать, что зубы у нее мягкие и нежные.