Ознакомительная версия.
Американские горки, мать их ети. Хоть не шибко крутые.
Сменил Галю за баранкой. Такая дорога не для девушки.
Подъем.
Спуск.
Подъем.
Спуск.
Пока ещё пологие.
Леса исчезли. Редкая растительность древесная по обочинам. Вроде, как лиственная. Кустов почти нет. Впрочем, вдали что-то такое растёт. Субтропики вокруг, напоминающие больше средиземноморье, чем обещанные нам в Порто-Франко тропики.
Крупных опасных зверей по сторонам тоже не видно.
Возвышенности сменились уже горами, не сказать, чтобы очень большими, но никак не ниже Уральских отрогов.
И так уже четыре с половиной часа от обеда прошло, а кажется, что бесконечно. Достали уже эти американские горки.
Но, надо отдать дань уважения местным жителям, это, всё же, дорога, а не слегка накатное направление, какие я до сих пор видел на Новой Земле. В некоторых местах вдоль дорожного полотна видна осознанная деятельность человека в виде сухих арыков, долженствующих изображать кюветы. Да и грейдер тут явно не в холостую катался, но мало - колдобин встречалось ещё порядочно. Но всё равно труда вложено много.
Скорость упала до тридцати километров в час.
Руки уже слегка дрожали от постоянного подруливания, хотя баранка в автобусе была с гидроусилителем.
Гул от колёсных покрышек заглушал даже звуки двигателя.
Горки всё же крутенькие стали. На подъемах приходилось врубать пониженную передачу, и переть на всей дури двигателя. А на спусках притормаживать, в том числе тем же двигателем, чтобы не сжечь тормоза и сцепление. Весь расчет рахода солярки к херам летит, погляжу. Хватило бы до Виго, в Портсмуте же не дозаправлялись. А тут такие напряги, что движок горючку сосёт просто не по-детски.
Хорошо хоть сама дорога стала каменистой, и необходимости в понижении давления в шинах не было. И то хлеб.
Встречных машин немного. Впрочем, сегодня воскресенье. День торговый, а не разъездной. И вообще выходной. Страсть к двум выходным осталось у всех со Старой Земли дурной привычкой, может, разве что китайцы тут хрячут без отдыха.
Смотрю, даже девчата притихли. Песни петь про любовь перестали.
Укачало их, наверное.
- Жора, есть какая-то активность в эфире, - похлопала меня Роза по плечу, - Только не разобрать ничего и постоянно пропадает.
- Когда пропадает? - спросил я, не оборачиваясь.
- Да как с горки съезжаем, так и нет никого. А на перевале появляется вновь.
- Сзади нас или спереди?
- Хрен понять.
- Только бандитов нам снова не хватает, - пробурчал я себе под нос, вынимая из сумки "Бизон" и укладывая к себе на колени, стволом в сторону двери. Отщелкнул предохранитель в положение автоматического огня и затвор передёрнул. Ну, на всякий пожарный. По крайней мере, так мне спокойнее как-то. Все же полсотни пуль в упор - весомый аргумент.
После очередного перевала спуск стал более пологим, чему я откровенно обрадовался. Большой хребет наверняка уже проскочили. И дальнейшие "американские горки" пойдут уже с понижением до самого Виго. Кончатся эти подъемы-спуски, снова отдам руль Антоненковой, а то устал, как собака.
На этой мысли я слегка расслабился. Чуйка молчала. Хотя, как мне кажется, сейчас её место эйфория от общения с Наташей занимает. Думаю про неё, а серце, как маслом поливают. Тыщу лет таких чувств у меня не было. Чуть ли не со школы.
Ближе к нижней точке спуска, но уже на подъеме слегка, поперек дороги, перегораживая движение, стоял крашеный в хаки трёхосный джип-буханка Volvo Laplander обвешанный багажниками, люстрами, лестницами и кенгурятником, как броненосец береговой обороны. Даже черный шноркель торчал, как труба парохода. И, что самое интересное в этом микрике, он с орденской символикой на борту. Наверное, это те орденцы про которых сказали валлийские гвардейцы. Те, что чинились.
Возле "Лапландера" переминались четверо патрульных в разномастном камуфляже, но все в малиновых беретах Патрульных сил Ордена. У троих в руках немецкие винтовки G3. У офицера на поясе большая черная кобура, подвешенная по-фрицевски - с левой стороны от пряжки.
Как только наш автобус к ним приблизился, офицер вышел вперед и поднял руку в интернациональном жесте, приказывающим остановиться. В его руке моментально образовался такой до боли знакомый полосатый жезл российского гаишника, что я заржал. Давно такой сцены не видел. Целых две недели.
- Пост ГАИ, - сказал я громко, чтобы в салоне меня слышала каждая, - Не расслабляться. На всякий случай айдишки держите в доступном месте. Вышли ребятки на гиббонский промысел, а говорили, что их тут нет совсем. Проросли, как навозники на обочине. Не могли не прорасти. Против законов Природы не попрёшь.
Оглянулся на недоумевающих девчат.
- Не ссать! Сейчас отдадим им сотку баксов, и попилим дальше. Если будут спрашивать про два пропавших джипа, все ушли в несознанку: знать, не знаем, ведать, не ведаем, ничего не видели. Ясно?
Смотрю в зеркало: вроде вняли. Головками красивыми кивают.
Автобус остановился, чихнув тормозами, немного не докатив до патруля.
Офицер уверенно и неторопливо подошел со стороны водительской двери.
Поставив автобус на стояночный тормоз, я открыл дверь левой рукой, правой придерживая автомат на коленях. Да что там придерживая! Ладонь впилась в рукоятку управления огнем, как чёрт за душу грешную. С трудом уговорил себя хоть указательный палец с собачки снять и положить вдоль скобы, хотя постоянно хотелось держать его именно там, на спусковом крючке. А это чревать. Очкану не вовремя и урою вдруг орденца со страху, а потом всю остатнюю жизнь в болотх Конфедерации плотины строить... Не хочется, однако, такой перспективки.
Сердце бухало где-то в районе подбородка, седьмым чувством советского человека - чувством вины перед властью, хотя ничего противозаконного не сделано. Так, на всякий пожарный. Хрен её мама эту власть знает. Однако вот, давим из себя раба именно что по капле сто лет уже как.
Почему седьмым? Так шестым чувством у советского человека было "чувство глубокого удовлетворения".
- Какие проблемы, командир? - спросил я по-английски подошедшего к открытой двери патрульного офицера, слегка свесившись над ним с высоты водительского сидения.
- Могу я увидеть ваш Ай-ди? - неторопливо и доброжелательно ответил он вопросом на вопрос на хорошем английском, подняв ко мне лицо.
Ознакомительная версия.