– Извините… Двигатели выключились слишком рано, иначе я бы смог откорректировать…
– Не беспокойся! – Лонг обнял стажера за плечи. – Все получилось как надо, только бы взрыватель сработал!
– Что здесь происходит? – послышался у них за спиной недовольный голос координатора.
– Запускаем зонд, как видите. Тот самый, о котором я вас просил.
– Зонд я вижу! Но кто вам позволил направлять его в зону?
– Поверь, Рент, это было необходимо. К тому же он не в зоне. Рядом, но не в зоне. – Не отрываясь, Лонг смотрел на секундомер. – Вот сейчас, сейчас должен сработать…
– Что еще вы задумали?! Что там у вас такое?
– Всего лишь термитная бомба. Детская хлопушка, не более, успокойтесь. Это просто эксперимент с пиротехникой. Вот! Смотрите! Дайте самое большое увеличение! Да направьте же объектив точнее, на самый цилиндр!
Цилиндр теперь заполнил весь экран, его оболочка треснула, изогнулась, выворачивая наружу кипящую и бурлящую начинку.
– Так я и думал! Разве это горение?! Она едва светится. Измерьте температуру! Быстрее!
Леонов включил дистанционный пирометр, навел его перекрестие на разлившуюся вязкой лужицей желтоватую массу и щелкнул тумблером. Стрелка на шкале подпрыгнула и остановилась у отметки «шестьсот».
– Шестьсот градусов вместо двух тысяч! Всего шестьсот…
Масса на экране уже не пенилась и не светилась, теперь она застыла бесформенной глыбой, стрелка пирометра стремительно откатывалась назад.
– Все. Фейерверк окончен.
– Так, может быть, ты все же объяснишь, для чего тебе понадобилось устраивать этот спектакль?
– Мм? Ах да, это… Подожди, Рент… – Не обращая никакого внимания на координатора, Лонг стремительно метался по рубке, Рент терпеливо ждал. Наконец, в очередной раз наткнувшись на боковое кресло, Лонг остановился.
– Все сходится. – Он достал карманный калькулятор и с полминуты что-то подсчитывал. Потом взглянул на результат, на Рента, прищурился и тихо присвистнул. – Кажется, я знаю, что там происходит, Рент. Энтропия увеличена примерно в тысячу раз. Может быть, даже в десять тысяч. Степень увеличения, очевидно, меняется в зависимости от расстояния до центра зоны.
Платов остолбенел. Он вместе с Лонгом проделал все исследование, но этот вывод казался ему слишком фантастичным. Он хотел возразить, но его опередил координатор:
– Энтропия, если не ошибаюсь, всегда и везде была неизменной. К тому же, насколько я понимаю, это просто условная величина, измеряющая…
– Совершенно верно! – подхватил Лонг. – Это всего лишь условная величина, определяющая баланс энергии в нашем мире. Статистическая физика рассматривает энтропию как величину, определяющую вероятность пребывания системы в данном состоянии. Так вот, состояние любой энергетической системы в этой зоне резко изменяется в сторону уменьшения энергии и нарастания энтропии… Именно поэтому реакция горения, распада атомов, да и любые другие реакции, связанные с расходом энергии, уже не могут протекать нормально. Баланс нарушен. Энергия уходит, как сквозь дырявое сито.
– Куда же она уходит?
– Если мы с тобой это выясним, нам поставят памятник еще при жизни. Можешь не сомневаться.
– Хорошо. Допустим. Что могло вызвать такое резкое нарушение? Каково происхождение этого поля?
– Ты хочешь спросить – искусственно ли оно? – Лонг усмехнулся. – Я даже не знаю, поле ли это? Наши приборы не могли обнаружить никакого материального воздействия, мы можем наблюдать лишь следствия, следствия изменения энергетического баланса в окружающей среде. Даже степень воздействия энтропийного поля, как ты его окрестил, можно подсчитать только косвенно, так что спроси что-нибудь полегче.
– Однако эта твоя теоретическая величина разрушает вполне реальные скалы. Уничтожает механизмы и убивает людей. И впредь любой эксперимент, связанный с воздействием на внешнюю среду, будешь согласовывать со мной. Здесь не лаборатория, а чужая планета. И ты мне еще не сказал самого главного – можно ли от этого защититься?
– Если учесть данные эксперимента Танаева с выстрелом…
– Вот как? – перебил координатор. – Эта авантюра называется экспериментом?
– Если учесть данные, полученные после выстрела, – невозмутимо поправился Лонг, – то получится, что достаточно мощное выделение энергии как бы насыщает энтропийное поле, нейтрализует его на участке воздействия. Не дает продвинуться дальше. Я надеюсь, что наши защитные поля, выделив достаточную энергию, смогут нейтрализовать энтропийное воздействие. Впрочем, это еще надо посчитать.
* * *Впервые за этот тяжелый и бесконечно долгий рейс у Глеба появилось свободное время. Никогда раньше Глеб не подозревал, что избыток свободного времени может превратиться в нечто почти вещественно враждебное. Лишь в первый день, справившись с приступом обиды, он ходил по кораблю, отрешившись от его дел и проблем, и убеждал себя, что это доставляет ему удовольствие. Мысли текли спокойно, почти лениво, словно он выключил внутри себя бешено вращавшийся мотор и теперь двигался на холостом ходу.
Его послужной список не испортить. Даже отстранение от должности не будет иметь особого значения на околоземных рейсах, если он захочет летать. Еще раньше он решил, что этот дальний рейс – для него последний. Значит, так оно и будет.
Огромный корабль казался ему во время бесцельных прогулок по его жилым уровням и техническим палубам раздражающе тесным.
Конечно, это не пассажирский лайнер. Все здесь строго рационально, сурово и просто, все подчинено одной-единственной цели – преодолению пространства. Если он захочет – он сможет летать на пассажирских лайнерах даже в должности координатора. Специалисты его класса высоко ценятся на околоземных трассах.
Раздражение во время его бесконечных прогулок по кораблю постепенно накапливалось, и ему казалось, что виноват в этом сам корабль: излишне суровый, излишне рациональный, излишне равнодушный к нему. Здесь нет места посторонним, нет места пассажирам. Для них не предусмотрено ни развлечений, ни дел. Конечно, отстранение от должности пилота еще не означало, что он полностью выключен из всей жизни экипажа и свободен от всех обязанностей. Но после всего, что произошло, он не собирался навязывать своих услуг кому бы то ни было. Если в нем не нуждались – он как-нибудь обойдется.
После того как первая вспышка обиды улеглась, он во многом согласился с Рентом. В конце концов, ситуация, в которой оказался координатор, была далеко не самой легкой. Ведь он чисто интуитивно предотвратил своим выстрелом самое худшее. Там действительно могло оказаться что угодно. Непродуманные действия чаще приносят вред, а не пользу. И конечно, Рент не мог это оставить без последствий. Возможно, люди оказались на пути разрушительного потока совершенно случайно. А тот, кто его направлял, если, конечно, кто-нибудь его направлял, не желал им ни малейшего зла.
Нажав на спуск корабельного орудия, он словно подвел некую невидимую черту, за которой мирное разрешение конфликта с неведомой силой, обосновавшейся на планете, становилось весьма проблематичным. И возможно, именно из-за него они так и не узнают никогда тайны этой планеты. Потому что теперь Рент вряд ли разрешит продолжать исследования снаружи. Спрятавшись за броню корабля, они смогут наблюдать лишь следствия. А ответа на вопрос, откуда взялась таинственная разрушительная сила, кто ее направляет, – люди не узнают никогда. Слишком дорогое удовольствие посылать на такое расстояние новую экспедицию, слишком возрос риск после его решения открыть огонь…
Он понимал Рента, даже соглашался с ним, и все равно не мог его до конца простить. Потому что тогда в рубке дежурил он, и это было его право – принимать решения. Он принял не самое худшее по результату. И еще неизвестно, несмотря на все эти мудрые рассуждения, кто больше прав, он или Рент…
* * *Вызов раздался вечером, когда Глеб, сидя в своей каюте, в третий раз играл в шахматы с Центавром. Собственно, шахматы как таковые его мало интересовали. Он хотел разгадать замысел психологов, так запрограммировавших Центавра, чтобы он проигрывал в среднем каждую третью партию. Но не просто каждую третью, а только ту, в которой Глеб играл чуть выше своих обычных возможностей. В результате игра приобретала известный интерес.
Синяя лампочка, вспыхнувшая под экраном интеркома, означала, что вызов неофициальный, идущий по личному каналу. Глеб включил интерком.
Рент сидел ссутулившись за маленьким столиком своей каюты. Экран давал его лицо крупным планом. Больше ничего нельзя было рассмотреть. Глеб дорого бы дал, чтобы побывать в каюте Рента хоть раз, чтобы составить о координаторе более подробное личное впечатление. Ренту было нелегко начать разговор. Он медленно, почти с видимым физическим усилием подбирал слова, и Глеб не собирался ему помогать.
