Эта мысль заставила Пожара содрогнуться, и он даже подумал, что это хуже, чем быть запертым в битком набитой машине. Воздух здесь был пропитан скверной Хаоса, которая ощущалась им как некая физическая сила: она давила так, что, казалось, вот-вот сожмет его в комок. Хотелось кричать и сопротивляться ей, вырубить все и выжечь в этом проклятом месте.
— Дайте мне пару огнеметов, — бушевал Баррески, явно терзаемый той же мыслью, — и я вам гарантирую, что через десять минут здесь ничего не останется. Остаток пути до места крушения мы прошли бы вброд по воде.
— И силы Хаоса заметили бы наше приближение за десять километров, — сказал Борщ.
— Я просто высказываю соображения, — ответил Баррески. — Я верю в превосходство имперского оружия над всем, что может задействовать против нас Хаос, и не желаю спорить на эту тему.
— Забыл, что случилось с «Термитом»? — спросил Михалев с оттенком сухой иронии в голосе.
Как бы то ни было, сейчас у них не было огнеметов, за исключением того, который Баррески прихватил, покидая «Термит», но в нем закончилась огнесмесь. Выбираясь из гибнущей машины, ледяные гвардейцы успели взять с собой только то, что держали в руках, несли на себе и в вещмешках. Михалев был особенно подавлен потерей своего гранатомета: ведь теперь он, специалист по тяжелому оружию, остался без него.
Услышав шум впереди и заметив движущийся силуэт, Пожар молниеносно среагировал: молодой солдат уже смотрел на силуэт сквозь прицел лазгана, когда узнал в нем Палинева. Еще секунда, и Пожар нажал бы спуск. Его злила необходимость сдерживаться.
Палинев приспособился к окружающей обстановке с завидной легкостью: он двигался между ледяными деревьями словно призрак, будто знал, куда ступить, когда увернуться и где подпрыгнуть, чтобы не напороться на острый сучок или не споткнуться о корень, выступающий из земли.
— Сэр, я обследовал территорию на два километра вперед, — доложил он Стилу, — но там вообще ничего нет, сплошной ледяной лес.
Гавотский разочарованно сжал губы:
— Может, надо было попытаться пройти в обход? Если лес станет гуще…
Стил прервал его:
— Значит, будем решать проблемы по мере их поступления, сержант. Но если предположить, что лес занимает всю территорию до места посадки челнока, и если мы продолжим идти с той же скоростью и не встретим противника… то мы доберемся…
Секунду он колебался, и оба его глаза — настоящий и аугментический — словно остекленели. Пожар уставился на своего командира. Наконец глаза Стила прояснились, и он договорил:
— Приблизительно за четыре часа сорок семь минут.
Пожару хотелось кричать.
Палинев снова был один. И не возражал. Он привык к одиночеству и даже был этому рад. Много времени прошло с тех пор, как он находился в таком тихом месте, как этот ледяной лес, вдали от шума боя и рева двигателей. Но он знал, что нужно быть осторожным и нельзя позволить тишине себя обмануть. Он внимательно осматривал каждое ледяное дерево, попадавшее в поле зрения, хотя искривленные силуэты давно уже не вызывали у него ни интереса, ни отвращения — лишь чувство однообразия.
Палинев не мог здесь ничему доверять, ни на секунду ослабить бдительность. От него зависели жизни других. Собранная им информация могла оказаться жизненно важной для всех. Здесь и был риск: если он попадет в засаду, если враги поймают его и узнают, что здесь его товарищи, будут готовы к бою.
Палинев знал, что одна его ошибка может стоить жизни всему отряду.
С тех пор как он оставил отряд, прошло около часа. Пора было возвращаться и доложиться Стилу, чтобы полковник знал, что его разведчик не попал в переделку и путь впереди пока безопасен. Положив на ладонь гвардейский компас, Палинев определил свое местонахождение. Он был уверен, что запомнил путь обратно, но знал — дополнительная проверка не помешает. Стоит ему отклониться от курса хотя бы на полградуса, и он не сможет найти своих товарищей.
Он уже собрался в обратный путь, но какой-то звук заставил его застыть на месте.
Это был тишайший шорох или шуршание ткани, но неестественное. Палинев настроил свой слух на естественные звуки леса: легкий свист ветра между деревьями, время от времени раздававшийся хруст и треск, когда изо льда образовывались или, возможно, росли новые деревья.
Стараясь действовать как можно быстрее и тише, Палинев украдкой шагнул за ближайшее дерево и затаился, присев на корточки. Затем он достал из-за голенища боевой нож, прочел литанию скрытности и, убедившись, что его дыхание не громче дуновения ветерка, стал ждать.
И вскоре появился незнакомец. Это был человек такого же худощавого телосложения, как Палинев. Его шлем и бронежилет тоже были как у него, но другого цвета — не темно-зеленые, как у вальхалльцев, а ярко-красные с золотом. Не самый лучший камуфляж.
Эти цвета показались знакомыми Палиневу, но вспомнить, у какого полка такая форма, он не смог. Вероятно, этот человек — имперский солдат или, по крайней мере, когда-то им был. Держа лазган наготове, он крался от одного дерева к другому — похоже, тоже разведчик. Вопрос в том, для кого он ведет разведку. Признаков мутации Хаоса у незнакомца не наблюдалось, но это еще ничего не доказывало.
Палинев выжидал момент, когда незнакомец почти поравняется с ним и отвернется в другую сторону. Ему пришлось незаметно выскользнуть из-за дерева и спрятаться в тени другого. Потом он повторил этот маневр еще дважды, с каждым разом приближаясь к ничего не подозревавшей жертве и обходя ее сзади.
Наконец, приблизившись к чужому разведчику настолько, что можно было достать рукой до его затылка, Палинев прыгнул на него сзади. Жертва слишком поздно услышала его приближение и даже не успела обернуться. Запрыгнув незнакомцу на спину, Палинев левой рукой сжал его плечи, а правой приставил нож к горлу.
— Дружеское предупреждение, — прошипел он. — Если попытаешься звать на помощь и не будешь отвечать по существу на мои вопросы, я перережу тебе голосовые связки. — Он бы уже сделал это, если бы был уверен или увидел хоть какое-то доказательство, что человек — предатель.
— Кто ты такой? — задал вопрос Палинев. — Отвечай!
— Рядовой Гарровэй, — с вызовом ответил чужой разведчик, — из 14-го Королевского Валидийского полка Имперской Гвардии. Убей меня, если хочешь. Убей нас всех, но это тебя не спасет. Сюда пришлют еще сотни тысяч таких, как я, еще миллион, и мы не успокоимся, пока этот мир не будет очищен от вашей скверны и возвращен Золотому Трону!
— Ты — имперский гвардеец? — спросил Палинев. — Что ты делаешь на территории противника?