– Тогда в чём же дело?
– У меня знакомый пропал.
– Давно?
– Неделю назад.
– А кто он вам?
– Говорю же, знакомый.
– Разве у него родственников нет?
– Откуда я знаю!
– Хорошо, пишите. Потом кто-нибудь из дознавателей вас примет.
– А когда искать начнут?
– В сроки, установленные законом. – Эта туманная фраза могла означать всё, что угодно, в том числе и после дождика в четверг.
Не получив никакого удовольствия от этой мелкой мистификации, Цимбаларь попытался вызвать дежурного на грубость:
– Почему у вас верхняя пуговица на рубашке не застёгнута?
Дородный подполковник уже раскрыл было рот, чтобы отчитать зарвавшегося наглеца, но, нутром почуяв неладное (вот она, знаменитая милицейская интуиция), сдержался и пальцами-сосисками неловко устранил непорядок в своей экипировке.
Уже не таясь больше, Цимбаларь предъявил своё удостоверение, в которое было вложено предписание о проведении инспекторской проверки.
– Здравия желаю, – дежурный немедленно взял под козырёк. – Не признал вас сразу… Раньше нас всё больше майор Котельников проверял.
– Вот и допроверялся. – Цимбаларь старательно сохранял каменное выражение лица. – Сейчас в солнечной Воркуте полосатиков проверяет.
Дежурный, не далее как позавчера угощавшийся в компании майора Котельникова пивом, счёл за лучшее промолчать. Территориальные органы везде крайнее звено, даже в Африке. Дослужись ты хоть до полковничьих погон, а любой лейтенантишка из министерства или главка всё равно будет о тебя ноги вытирать. Исконно русская истина: я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак.
Единственное, на что решился дежурный, так это вкрадчиво осведомиться:
– А где же остальные члены комиссии?
– Попозже подъедут, – обронил Цимбаларь. – Вы пока готовьтесь, готовьтесь…
– Мы всегда готовы, – по-пионерски отрапортовал дежурный.
– Да ну? Предъявите табельное оружие к осмотру.
Едва заглянув в девственно-чистый ствол, Цимбаларь брезгливо скривился и задал сакраментальный вопрос, который сам слышал почти на каждой проверке:
– Когда в последний раз чистили?
– После прошлых стрельб, – занервничал дежурный. – Три недели тому.
– Свиным салом, наверное, чистили. Тараканы в стволе завелись. Чтобы через час оружие сверкало, как котиные яйца! – Это был некий общепризнанный эталон чистоты, на который год от году ссылались все проверяющие, хотя вышеупомянутые кошачьи органы по причине своей косматости сверкать никак не могут.
– Будет сделано, – с готовностью пообещал дежурный и повел взором по сторонам, высматривая сержанта, которому можно было бы перепоручить это ответственное дело.
– Начальник отдела у себя? – продолжал выспрашивать лжеинспектор.
– Никак нет. Выехал в префектуру с отчётом.
– А заместитель по оперативной работе?
– Вызвали в прокуратуру… Заместитель по работе с личным составом вас не устроит?
Цимбаларь только пренебрежительно махнул рукой и молвил, забирая свои документы:
– Пройдусь пока по кабинетам. Гляну, как и что у вас.
Дежурный, конечно же, успел предупредить сотрудников о нежданном визитёре, и когда Цимбаларь, миновав целую череду кабинетов, вошёл в помещение уголовного розыска, там спешно выгребали из письменных столов и сейфов всё лишнее.
Сообразив, что Цимбаларь и есть тот самый проверяющий, сыскари не растерялись и сделали вид, что занимаются обычной утренней уборкой. Один даже принялся поливать комнатные растения из недопитой водочной бутылки. Скорее всего, вчера здесь бурно отмечали канувший в небытие праздник весны и труда, он же День международной солидарности трудящихся, сиречь ежегодный шабаш нечистой силы.
– Кончай цветочки сивухой травить, – сказал Цимбаларь, сразу почувствовавший себя, как дома. – Я не мордовать вас прибыл, а практическую помощь оказывать.
Сыскари, сразу угадавшие родственную душу, предложили отметить начало рабочего дня соответствующим образом, но Цимбаларь скрепя сердце отказался. Он хоть и хаял свою профессию последними словами, сравнивая её с собачьей долей, но дело тем не менее ставил превыше всего.
– Ну как раскрываемость? – первым делом поинтересовался он.
– Как когда, – ответили ему. – В первом квартале ещё более-менее. А сейчас, когда подснежники оттаяли, сразу висяков добавилось.
– Перспективы раскрытия есть?
– Почти никаких. Пташки в основном залётные.
– Серийность не просматривается?
– Да вряд ли. Контингент самый разнообразный. Да и методы убийства тоже. Есть зарезанные, есть застреленные, есть удушенные. Двое, похоже, сами замёрзли. А один вообще без головы.
– Как без головы? – делано удивился Цимбаларь. – Куда же она подевалась?
– Хрен его знает, – честно признались сыскари. – Ищем…
– Давно ищете?
– Да уж с неделю.
– Ничего себе! Её, наверное, давно собаки съели или вороны расклевали.
– А вы предлагаете бросить все силы на поиск неизвестно чьей мёртвой головы, махнув рукой на четыре свеженькие мокрухи, дюжину разбоев и столько же изнасилований? – осведомился старший из оперативников, один глаз которого был как мутное стекло, а другой горел, словно сердце Данко. – Между прочим, матери этих изнасилованных сидят сейчас в нашем коридоре. Не желаете с ними побеседовать?
– Давить на меня не надо, – с расстановкой произнёс Цимбаларь. – И пугать тоже. Если понадобится, я даже с матерью Иисуса Христа побеседую… Но делить дела на срочные и несрочные всё же не стоит. У этого безголового, наверное, тоже мать имеется. Если сами не справляетесь, помощи попросите. Чем, интересно, занимается убойный отдел главка?
– Тем и занимается… Взяли у нас четыре преступления, которые попроще, а остальные оставили.
– Ладно, будем разбираться… А всё же ваш безголовый заслуживает самого пристального внимания. Дайте-ка мне его дело.
Сыскарь, достававший нужную папочку из сейфа, тщательно прикрывал его нутро своей широкой спиной, но лёгкий стеклянный перезвон говорил сам за себя. Похоже, праздник здесь имел перманентный характер.
Дело, ещё не подшитое, начиналось кратким рапортом участкового: такого-то числа, в такое-то время, несовершеннолетние, сбежавшие из соседней школы для того, чтобы без помех покурить, в подвале жилого дома, номер такой-то, на улице такой-то, обнаружили полураздетое тело мужчины с явными признаками насильственной смерти.
Далее следовали протокол осмотра места происшествия и пачка цветных снимков, запечатлевших мертвеца со всех сторон. Кроме того, имелось несколько чисто формальных бумаженций – постановление о возбуждении уголовного дела и копии всевозможных запросов.
