Ознакомительная версия.
– Быстрей!
И я говорю:
– Вроде, Таракан…
Огородник внутрь сунулся, а потом и Гвоздь за ним, и Полина. А потом – я.
Внутри все в крови, сплошная кровь. Рябой Джон лежит, совсем мертвый, у него лицо прострелено. И Сэм с Холма лежит, он живой, это он мычал. За руку схватился за свою, из руки кровь хлещет. Протез лежит, а у него та нога, где у него как раз протез-то и был, оторвана, а вторую ногу ему людак грызет. И Протез лежит белый-белый, не шевелится. Еще два людака лежат мертвые или почти совсем мертвые – не шевелятся тоже. Чужой человек рядом с ними лежит, наверное, бандит. А Таракан и здоровый людачина в углу возятся. Таракан ножик ему в плечо вгоняет и кряхтит от натуги, а людак одной лапой ножик из плеча тащит, а другой лапой Таракана душит.
Я эту всю гадость одну секунду видел. Но на всю жизнь запомнил.
Гвоздь с Полиной – раз! раз! – застрелили обоих людаков: и на Таракане, и на Протезе. Таракан на нас глядит, глаза у него дикие, ужасные, я даже отвернулся. А потом он принялся хохотать. Очень громко. Хохочет-хохочет, никак не остановится. Полуголый, вся одежда на нем разорвана, кровь из царапин цедится, лицо перепачкано у него чем-то, а он все хохочет. Огородник ему:
– Встать!
Таракан, вроде, успокоился. Встает.
– Где Капитан?
– Прорыв… где Труба… затыкает… А тебе… Огородник… век не забуду… Считай… должен.
– Потом сочтемся. Почему Вольф…
Таракан Огороднику договорить не дал, Таракан сказал, чем Вольфа его, Вольфова, мать родила. Я Вольфову мать знал, это была хорошая женщина, совсем не грубая. Она так неприлично сделать не могла.
– Ладно… – Огородник ему отвечает, – что дозоры на Первой и Второй Точках?
И Таракан ему быстро все говорит, будто бы начальнику. Уже совсем в себя пришел Таракан.
Оказывается, на нашей, на Первой Точке, дозорной смене пришел конец. Там был Ахмед, и его сожгли из какой-то гадости. И еще там был Рябой Джон, он дополз до хибары, но в хибаре концы отдал. А на Второй что делается, никто не знает. Может, все живы. Хитрые, – говорит Таракан, – разбойники, не пошли по самому удобному месту, в обход пошли…
– Боунз, Филд и Дистроф! Останетесь здесь. Охранять караулку, дожидаться подкрепления. Старший – Боунз… Все, кто сюда еще доберется – твои.
Я только когда Огородник молодого парня Дистрофом назвал, вспомнил, кто это. Да.
– …Таракан, возьми с собой Капрала, Петера, Яну и Полину. Дуй Капитану на помощь. А ты, Гвоздь со мной. У нас особенная работенка будет.
Таракан добавлять ничего не стал. Ствол свой поднял и говорит:
– Слыхали? Двигаем отсюда. Живей мослами трепыхать!
И мы Капитана спасать побежали.
Ну, не побежали, потрюхали… Сил уже бегать никаких нет.
У самой Третьей Точки – дистрикт Труба. Маленький. Домов там старых, целых, для житья пригодных, много. Но селиться никто не хочет: уж больно близко к Равнине. Вот. Оказалось, правильно не хотят.
Там улица одна была, почти сплошь целая. Крэнстон-стрит называется. На ней целых четыре дома жилых, да. Она дальше к Поселку тянется, до Станции, а потом до Центра. Только от Станции она называется по-другому. Вот. И там как раз самая пальба. Мы до Крэнстон-стрит добежали, до ее угла со Сноу-роуд. Таракан за угол заглядывает, ругается. Я тоже выглянул…
– Ой-ой!
– Что там, Капрал? – у меня Яна спрашивает.
– Там их сто! Ну, или, может, пятьдесят. Но очень-очень много…
– Кого?
За меня Таракан ответил:
– Проклятых быкунов. Две твари трупами играются, две из огнеметов дом Тощей Сары поливают, остальные в других домах разбоем занимаются… Мама, если ты у них есть, роди каждого урода обратно!
А Яна ему:
– Ты дело говори, Таракан!
– Из Сариного дома кто-то из наших отстреливается. Мало того, напротив, где-то на крыше что ли, засели люди. Мразь, стрелки с Равнины, срань недоделанная… за нашим барахлишком пришли… Это точно люди. Садят из старого крупнокалиберного пулемета «Веллер-2100»… Каждый заряд при ударе срабатывает как осколочная граната… плюс разрыв дает очень высокую температуру, кто рядом стоят, те просто поджариваются. Для быкуна – слишком сложная техника…
– Что делать-то будем, Таракан?
– Надо отвлечь на себя внимание. Чтоб наши ушли оттуда… кто бы там ни засел. Может, тогда выживут: терранцы, по идее, с минуты на минуту будут здесь… Так. Выскакиваем и палим в упор, а потом обратно, за угол… во-он там спрячемся, там подвал со вторым выходом… На счет три… Ну, раз… два… три!
И мы выскакнули! Я только раз – бах! – потому что второй ствол не успел зарядить. Мы ж бегали. У Полины чего-то заклинило, она даже не выстрелила, сразу принялась заряд выковыривать…
Там не попасть никак нельзя. С огнеметом ходит очень большой быкун… этот… как Капитан говорил… быкун-конструктор. Три метра росту, наверное. Яна три раза бабахнула: у нее три ствола проволокой к деревяшке прикручены. Но вот она обратно из-за угла нейдет… Я уж опять один ствол зарядил, а она нейдет. И Таракан нейдет, он там ругается, и у него излучатель делает такой звук: шррх-шррх-шррх… И Петер нейдет.
И я тогда из-за угла выглянул.
И онемел.
Оох…
Стреляли мы стреляли, а только маленькому быкуну огнемет попортили, он сюда бежит как раз… И все. А большому быкуну, который конструктор, хоть бы хны. Зато он к нам повернулся, да. У него струя огненная прямо в Яну хлещет, а Яна бьется-бьется на земле, прямо как сухой листик в огонь попамший… Пулемет лупит теперь по Петеру, а Петер рядом с Яной дрыгается, земля вокруг Петера дыбом стоит, все рвется. А он даже не кричит. И только Таракан долбит и долбит по большому быкуну, а тот не падает и не падает…
Тогда струя огня переходит на него. Быстро так. Таракан роняет излучатель свой и весь горит. А все тоже не падает и ругается очень громко. Горит и ругается. А потом упал лицом вниз…
Я никак с места двинуться не могу. Вот. Полина кричит чего-то, я не пойму чего… Вроде, «сейчас»… А маленький быкун уже рядом как раз. Прямо в двух метрах, да! И я сам не понял как, просто у меня руки дробовик подняли и на курок нажали. Вся дробь ему в образину полетела. Он аж встал, головой вертит, лапами по щекам себя хлопает… Я хотел его ружьем ударить, ничего другого-то нет у меня. А он ружье мое схватил и сам меня по плечу шваркнул. Ах, как больно. Я упал. А он ко мне. Только головой все вертит и надо мной лапами машет, никак не прицелится, чтоб убить меня враз. Мне бы бежать, а тут ноги перестали меня слушаться. Вот. Как же так? Расползлись по земле, бечь не хотят. И я закричал:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а!
Тут эта зараза точно прицелилась и прямо по больному плечу меня саданула… Может, на звук? Я вою, вою, а убежать никак не могу. Быкун надо мной машет, кровь из головы его во все стороны льется, наверное, глаза ему застит.
Ознакомительная версия.
