тому, что старшего ученика надо будить издали…
Ученики поднялись с белых камней, где оставили несколько кровавых клякс, поклонились настоятелю и похромали к воротам. Там они снова превратились в подобия деревянных солдат.
— Ясен Ху, — проговорил Бей Тень. — Тебя вызывает настоятель монастыря…
— Мой многомудрый наставник, а я давно уже здесь, — раздался голос за нашими спинами.
Я обернулся и увидел, как с конька крыши свисает бритоголовый крепыш с настолько хитрым лицом, что будь у меня кошелек — непременно спрятал бы далеко и надолго. Крепыш держался за деревянный брус кончиками тапочек. Когда же он увидел, что мы обратили на него внимание, что взмахнул руками и слетел вниз легко, как будто был подвешен на невидимой леске.
Фигуру старшего ученика облегало фиолетовое кимоно. Ростом Ясен Ху был почти как моё новое тело, вот только в плечах шире и с такими роговыми наростами на костяшках кулака, что они поблескивали при свете луны.
— Ясен Ху, — проговорил Бей Тень. — Сегодня я был на Коричневой площади и наблюдал там пленение одного из Изгоев. Скоро этих отрыжек демона совсем не останется на нашем материке. Со смертью Сиджара Грозного у них не осталось защитников.
— Я рад, — Ясен Ху тут же сотворил мудру внимания, ударив кулаком в ладонь, и склонился в поклоне, почти коснувшись бритой макушкой камней. — И даже скажу больше — я был бы счастлив принять участие в поимке Сиджара Грозного.
Я вспомнил, как силой заклинания был прикован к морде дракона. Вспомнил полет и мерное гудение сотни глоток. Почувствовал, как из груди по телу разливается огонь. Ещё немного и я нападу на монахов!
Нападу и получу звездюлей…
Только эта мысль охладила мой пыл и заставила выдохнуть.
— Молодец! Давно надо было уничтожить этого Изгоя ворюгу и грабителя! Да! Вот этот мусор я забрал у Муд Ло. Ты же убил своего служку недавно? Так вот это будет твой новый слуга, — показал на меня Бей Тень. — Его зовут Ни Кто. В нем нет ни капли энергии Ци, так что он даже не сможет вступить на долгую, но такую почетную лестницу культивации…
Ясен Ху посмотрел на меня, обошел кругом. От него так несло чесноком, что у меня невольно возникло желание чихнуть прямо в его хитрую рожу.
— Мой многоуважаемый настоятель, чего-то этот перемещенец хлипковат. Я боюсь, что через неделю мне понадобится новый.
— Ильгопин, ты забываешься! — возвысил голос Бей Тень. — Ты оказал нам неоценимую помощь, но не смей перечить. Предайся смирению и тебя накроет благословенное покрывало медитации.
— Я рад! — ударил кулаком в ладонь Ясен Ху в мудре почтения. — Я счастлив, что учусь у вас и культивирую тело. Разрешите мне предаться медитации и отжаться пять тысяч раз?
— Хорошо, — милостиво кивнул Бей Тень. — Сегодня ты прощен. Прощен за дерзость, но за то, что не откликнулся в первый раз, ты должен отжаться десять тысяч раз. А за то, что не откликнулся во второй раз, должен присесть двадцать тысяч раз. Забирай своего слугу и приступай к выполнению наказания.
Ясен Ху снова шарахнул роговыми наростами в ладонь и поклонился. Я мельком взглянул на его ладони — о мозолистую поверхность можно гранить алмазы. В прошлой жизни у меня были крепче и мощнее. В этой же жизни мои ладошки могли пригодиться только для уборки навоза.
Настоятель монастыря повернулся и, насвистывая веселый мотивчик песни «Эй, монах, ты слишком долго медитировал», отправился в сторону центрального здания. Ясен Ху дождался, пока настоятель не уйдет, потом хитро подмигнул мне и мотнул головой в сторону своей двери.
Он пошел уверенной поступью, словно не произошло ничего из ряда вон выходящего. Во время пути Ясен Ху грозно зыркнул на застывших учеников, а те шустро закрыли дверь и задвинули засов. Потом снова превратились в два столба в красном кимоно.
— Иди за мной, Ни Кто.
Я сначала не понял, что это Ясен Ху обращается ко мне. Слишком уж засмотрелся на застывших монахов. Меня всё никак не покидала мысль о том, что будет, если я пощекочу их бока?
Удар по затылку был такой силы, что мои глаза едва не вылетели наружу, чтобы запрыгать по белым камням дворика. Я едва не потерял сознание, но вовремя остановился — всё-таки сейчас ничего терять нельзя. Пришлось просто нырять за глазами и возвращать их на место.
Это был идеально выполненный Шлепок Пьяной Лягушки. Я узнал этот удар. Он направлен на ошеломление противника, на введение его в состояние прострации. В прошлую свою бытность я бы ни за что не допустил такого удара, но сейчас…
— Мне повторить слова или удар? Ты слышишь меня, никчемный мусор? — раздался спокойный голос Ясен Ху.
— Нет, брат Ясен, не надо повторять. Прошу прощения и обещаю впредь ловить каждое твоё слово, — я постарался ударить кулаком по ладони, как это делал недавно старший ученик.
В прошлую свою бытность я умел смирять боль, умел загонять её на краешек сознания так глубоко, что она не доставляла мне проблем. Но это было давно и сейчас казалось уже неправдой…
— Вот и хорошо, — кивнул старший ученик и пошел к своей двери.
Он даже не посмотрел на меня, но я отчетливо видел, как шевельнулось его правое ухо. Ясен Ху слушал — пойду ли я за ним?
Я пошел. Шмыгнул носом, чтобы снять болевые ощущения от Шлепка Пьяной Лягушки, и пошел. За дверью оказалась монашеская келья — я видел гробы просторнее. Узкий пенал, куда через маленькое окошко под потолком заглядывала луна, был оснащен двумя циновками с деревянными подушками. На стене висел цзянь — длинный прямой меч. Всё. Больше в комнате ничего не было.
Я с тоской вспомнил о квартирах Небоскреба Весёлого Раздолья. Вот там удобства, там были гейши с низкой социальной ответственностью, а тут… Тут грозные монахи, суровая выучка и беспросветная жизнь под тремя добрыми словами.
Вера. Надежда. Любовь.
Ясен Ху тут же завалился спать. Он растянулся на циновке и блаженно закрыл глаза.
— А разве ты не будешь отжиматься и приседать, брат Ясен? — спросил я, застыв в дверях.
— Я похож на дурака? — вопросом на вопрос ответил старший ученик. — Ложись в ногах и почесывай мне пятки. Я так лучше засыпаю. А завтра… — он зевнул. — А завтра ты расскажешь, что я не спал всю ночь и в два раза превысил почетное наказание, назначенное нашим мудрым настоятелем. И если какой-нибудь никчемный мусор откроет рот, чтобы оклеветать ильгопина — он попрощается сначала со своими зубами, потом с ушами, потом…
— Я
