в полтора раза, но виновато втянул голову в плечи.
– Извини, братан, не слышал… Заходите, учитель ждёт…
Глава 4
Вареники с брамфатурой
В просторных сенях дежурил ещё один охранник, вооружённый двустволкой. У его ног лежал здоровенный палевый алабай. На Дениса пёс глянул одним глазом и снова задремал. Дрон, вошедший следом, кивнул на дверь – заходи, мол – и присел на свободный табурет, протянув ладони к печке, покрытой лазурными изразцами.
Слегка помедлив, парень всё-таки толкнул дверь и шагнул через порог.
Там оказалась ещё одна комната, чуть побольше сеней, жарко натопленная, освещённая электрической лампочкой, свисающей с потолка на проводе. Из угла поднялась старушка – маленькая, кругленькая, в одежде, выглядевшей как старинная, и цветастом платке.
– Снимай курточку, милок, – пропела она тонким дребезжащим голосом. – Снимай-снимай, не боись… Глянь-ко, грязная какая и дырка вона на локте. Я и отстираю, и заштопаю, комарь носа не подточить.
– Мне домой бы… – несмело ответил Денис.
– Да поспеешь домой, не боись. Пока погутарите, я всё сделаю…
«Была, не была… Если у них тут тоже всё магическое, то почему бы нет? Успеет…»
Денис сбросил куртку. С сожалением оглядел джинсы, тоже измазанные жёлтой глиной на коленях, но решил не наглеть. Зато развязал шнурки на кроссовках, разулся. Там тоже хватало грязищи и не хотелось пачкать чисто вымытый пол, выкрашенный красно-коричневой глянцевой краской.
– Молодец, милок, – одобрила старушенция. Как называются такие домотканые юбки, как у неё? Кажется, понёва… Но, возможно, и как-то по-другому. – Я и обувачку твою вычищу. Не боись, иди.
«Ну, не боись, так не боись…»
Тёплый воздух от жарко натопленной грубы проникал под свитер, вызывая ощущение блаженства после сырой ноябрьской ночи и холодного ветра. Мгновенно накатила усталость и желание прилечь, свернуться «калачиком» и задремать. Надо поговорить с этим учителем прежде, чем окончательно разморит, а то некрасиво получится – лететь через весь город, чтобы просто уснуть.
– Иди, милок, иди. Ждут тебя… – ласково проворковала старуха.
И Денис пошёл.
Следующая комната оказалась обставлена «под старину». Но не а-ля боярский терем или дворянское гнездо, а самая настоящая рабочая глубинка второй половины двадцатого века. По старым советским фильмам многим знакома такая обстановка. Или на фотографиях бабушек и дедушек. Полированный сервант у стены. В его глубоком нутре – разнокалиберные чашки, блюдца и кувшинчики. В открытой полке фарфоровые статуэтки: рыжая охотничья собака, сделавшая стойку на дичь, обнявшиеся хохол и хохлушка в узнаваемой национальной одежде, балерина и два «целующихся» голубка. Под окном – кровать с пружинной сеткой и высокими быльцами [10] с никелированными «шишечками». Напротив кровати – старинный телевизор, похожий на сундук, накрытый вышитой салфеткой от пыли. На полу – коврики, плетённые из разноцветных лоскутков. На стене – часы-ходики и ковёр с оленями.
Просто машина времени какая-то.
Вот так делаешь один лишь шаг и переносишься в прошлое лет на пятьдесят.
Но не допотопная мебель и не бытовые аксессуары, представлявшие сплошной кич, приковывали внимание вошедшего.
Посреди комнаты на деревянном стуле с прямыми ровными ножками и высокой спинкой сидел старик. На первый взгляд лет семьдесят. Но может и больше. Высокий. Метра два ростом. Широкоплечий и костистый, как старый, измученный непосильной работой, конь.
Одевался старик так же доисторически: домотканая серая рубаха и штаны. Ступни замотаны в белые портянки. Глубокие морщины покрывали бронзовое от загара лицо, резко оттеняя белоснежную бороду и густые, буйные, как у юнца, волосы, зачёсанные назад и схваченные цветным шнурком вокруг головы. Эдакий много поживший и много повидавший Данила-мастер из сказок Павла Бажова.
Прямо перед ним стоял табурет, накрытый холстиной, а на ней – хороший кусок то ли теста, то ли глины. Килограмма на два. Скорее всего, глины. Светло-серой, маслянисто поблескивавшей. Ещё один кусок, гораздо меньший по размерам, старик крутил в пальцах. Мял уверенными, сильными движениями. Трудно было не обратить внимания на его руки – кисти, перевиты синими жгутами вен, увеличенные суставы заставляли задуматься об артрите. На коже виднелись иссиня-чёрные отметины. Денис знал, откуда они берутся. Когда человек, работающий в шахте, поранится – оцарапается или ссадит кожу, – туда попадает угольная пыль, имеющая свойство въедаться в рану и оставаться там. Получается непреднамеренный татуаж, который отличает шахтёров, работающих непосредственно под землёй, от тех, кто в шахте бывает на экскурсии, как бы последние не били себя в грудь, пытаясь доказать свою причастность к рабочему классу.
Чем старше шахтёр, чем длиннее его подземный стаж, тем больше незапланированных татуировок покрывает его кожу.
Судя по количеству чёрных точек и полосок, сидящий перед Денисом старик отработал в шахте самое малое полвека.
– Доброй ночи, – дрогнувшим голосом поздоровался парень.
– И тебе добра, – ответил учитель. А кто это мог быть, если не он? – В ночи добра мало, но в наших силах изменить мир к лучшему.
Старик открыл глаза. Лучше бы он этого не делал. На Дениса глянули два мутных бельма. Молочно белые, как густой туман. Или как облака, если смотреть на них через иллюминатор самолёта. Они открывали портал туда, где нет времени и пространства, где нет даже таких понятий, как время и пространство. Вечность, тишина, спокойствие и… ужас. Ужас бесконечной глубины. Просто бесконечности во всех трёх измерениях. То, что в простонародье называется – нет конца и края, а высоколобые учёные окрестили безграничной Вселенной.
Денис сглотнул.
– Так вот ты какой… – задумчиво проговорил старик. Голос его, сильный и глубокий, хотя и слегка надтреснутый годами, наполнял комнату, обволакивал и завораживал. – Не герой, не боец… Но что-то в тебе есть.
– А вы меня видите? – несмело, опасаясь допустить бестактность, поинтересовался Денис.
– Вижу. Мне не нужны глаза для того, чтобы видеть, если ты об этом. Присядь. Нам предстоит о многом поговорить.
Присесть? Насколько Денис помнил, в комнате стоял всего лишь один стул. Но оглянувшись, парень увидел невысокую скамейку, оставленную кем-то в полуметре от двери. Он готов был поклясться, что минуту назад там ничего не было.
– Присаживайся, не бойся. В ногах правды нет, – подбодрил его учитель.
Денис осторожно опустился на скамейку. Мало ли что от этих магов можно ожидать? Вдруг иллюзия развеется?
– Не бойся. Я вижу – ты устал. Волнуешься.
– Если родители хватятся, будет беда, – честно ответил Денис. – Они с ума сойдут. В Донецке комендантский час, а я пропал куда-то.
– Они не хватятся. Обещаю. Отец будет уверен, что ты всю ночь спокойно спал в своей комнате.
– Ничего себе! Как?
– Для меня это не сложно. Немного магии… Хотя в последнее время я стараюсь ею
