Ознакомительная версия.
– Из другого царства. Есть царство людей. Есть царство джиннов. А есть те, кто волей обстоятельств оказывается не на своем месте.
Грусть в ее голосе потрясла Димку. Заготовленные вопросы вылетели у него из головы, показались глупыми, никчемными, слишком прагматичными. Вместо этого он почти шепотом поинтересовался:
– Твой дом далеко?
– Я уже не помню. – Девушка передернула плечами. – Я слишком давно живу среди вас.
– Тысячу лет?
– Гораздо больше.
– И все время кому‑то служишь?
Она кивнула.
Димка вспомнил ее прыжок. Вспомнил элегантные и смертоносные движения – там, во дворе, двое громил ничего не смогли противопоставить хрупкой красавице. Вспомнил произнесенные им самим слова древней формулы и то, как засверкал камень.
«Да, за такой перстень не жаль миллиона. Не жаль и десяти…»
Странно, но осознание выигрыша не поглотило Орешкина. Не появилось чувства собственного превосходства и вседозволенности. Слишком много переживаний выпало сегодня на его долю, слишком резким получился переход: только что он стоял под дулом пистолета и вот уже сжимает в руке счастливый билет. Да и счастливый ли он? О Зареме знают Батоев и Казибековы, они наверняка захотят вернуть себе сокровище. А у них власть и деньги, у них солдаты. А у Орешкина только джинн с неизвестными техническими характеристиками.
– Я могу поспрашивать тебя?
– Конечно, – кивнула девушка. – Все с этого начинают.
Димка сел в кресло, потер лоб…
– Наши взаимоотношения?
– Ты хозяин, я рабыня.
В ее устах фраза прозвучала обыденно – привыкла.
А вот Орешкин вздрогнул – не ожидал.
Точнее, ожидал – «Тысячу и одну ночь» читал как‑никак, но еще не осознал себя хозяином. Повелителем. Еще не понял, что есть некто, готовый исполнить любой его каприз.
Что у него есть раб.
– Хочешь, скажу: слушаюсь и повинуюсь?
– Скажи!
На Димку накатила лихость. Захотелось повелевать, приказывать. Захотелось увидеть склоненную голову.
– Прикажи что‑нибудь, – попросила Зарема. – Просто так эту формулу не произносят.
– Что?
– Придумай.
– Построй дворец!
– Недвижимостью не занимаюсь, – улыбнулась девушка. – Но могу подсказать телефон солидной строительной компании.
Орешкин удивленно уставился на джинна:
– Ты серьезно?
– Я не могу врать хозяину.
– Никакого дворца?
– Увы.
– Мне что, подсунули бракованную модель?
Зарема весело рассмеялась.
– Знаешь, а ты отличаешься от тех, кому я служила раньше. Мне повезло.
– И чем же я отличаюсь? – после короткого молчания спросил Орешкин.
– Если им что‑то не нравилось в моих ответах, они начинали меня бить. А ты шутишь.
– Ты чувствуешь боль?
– Да. Мне нельзя причинить вред, меня нельзя убить. Но боль я чувствую. И в эти мгновения мне так же плохо, как обычному человеку.
Она ответила ОЧЕНЬ спокойно, но Димка понял, что стояло за словами девушки. Годы унижений, насилия и страха. Бесчисленные годы непрекращающихся пыток, с помощью которых люди доказывали джинну, что они сильнее.
Орешкин криво улыбнулся:
– Ладно, оставим. Но если ты не умеешь строить дворцы, тогда какой в тебе прок?
В глазах Заремы сверкнули огоньки.
– Я умею воевать.
– И все?
– Разве этого мало?
* * *
– Мы потеряли троих; Исмаила…
– Не продолжай, – приказал Абдулла помощнику. – И так все понятно.
Он откинулся на спинку огромного кресла и замер, невидяще глядя перед собой. Только пальцы левой руки нервно ерзали по гладкой столешнице.
– Перстень?
Голос прозвучал очень глухо.
Помощник отрицательно качнул головой. И вышел из кабинета, подчиняясь повелительному жесту Казибекова.
И снова тишина, нарушенная лишь однажды – Юсуф закурил сигарету.
– Придется согласиться с условиями Мустафы, – тихо произнес Ахмед. – Надо уходить, пока сообщество может защитить нас.
– Судьба Заремы все еще неизвестна, – проворчал Юсуф. – Если джинн вне игры, у нас есть шанс.
Абдулла внимательно посмотрел на младшего. Кивнул:
– Согласен.
Ахмед удивленно оглядел братьев:
– Вы серьезно?
– Казибековых никто и никогда не мог обвинить в трусости, – тоном, не допускающим возражений, произнес Абдулла. – Время у нас есть – сообщество ждет до девяти вечера. Мы поедем к Мустафе и отомстим за отца.
Юсуф согласно покивал. Но промолчал. Раздавил в пепельнице окурок и еще раз кивнул. Другого выхода младший не видел.
– Мы можем уйти, – напомнил Ахмед.
– Все, что мы можем, – это принять правильное решение. – Абдулла улыбнулся. – Поверь, брат, иначе нельзя. Ты это знаешь. Просто сейчас ты немного растерян.
Ахмед думал недолго, секунд десять, а потом громко расхохотался и с силой ударил кулаком по столу:
– Да!
* * *
Все произошло в ванной. Зарема сама предложила Димке освежиться, смыть грязь трудного дня, почувствовать себя человеком. В большой комнате – ванная у Казибекова занимала примерно такую же площадь, как вся квартира Орешкина, – девушка показала, где взять полотенце, халат, шампунь, включила воду, без ее помощи Димка не справился бы с огромным, напоминающим небольшой бассейн корытом, а потом неожиданно прижалась к мужчине и тихонько вздохнула. Орешкин наклонился и поцеловал ее черные, пахнущие травами волосы. А потом нежно погладил девушку по щеке и поцеловал в губы. Крепко поцеловал. Деталей он не помнил. Как они остались без одежды, как Зарема распустила волосы, как оказались они среди бурлящей воды… Помнил лишь невыносимую сладость и нежность женщины. Помнил ее глаза и губы. Помнил стон и тонкие руки, царапающие плечи. Помнил, как маленькая девушка замерла в его объятиях, словно пытаясь спрятаться от всех.
Помнил.
А что еще нужно помнить?
Позже, когда они лежали на огромной кровати и пили вино, Зарема вдруг сказала:
– У тебя давно не было женщины.
Сказала не с целью посмеяться, просто констатировала факт.
– Заметно? – улыбнулся Орешкин.
– Да.
– Зато теперь у меня есть ты.
– Есть, – эхом отозвалась девушка. – И мне с тобой хорошо.
«Она чувствует боль, значит…»
– Как и любая другая женщина, я получаю удовольствие не от каждого мужчины, – продолжила Зарема. – Нежность – моя единственная отдушина в этом мире. Но ее мало. Гораздо чаще меня просто трахали, а не занимались любовью.
– Почему?
– Я – джинн. Я сильнее. Мои унижения – плата за вашу слабость. Однажды хозяин отдал меня сотне своих телохранителей…
Ознакомительная версия.
