Бармалея схватили за ворот кожаной куртки, передавив горло, потащили из кузова, сначала сбросили, как тюк с бельем, но тут же подняли и усадили на асфальт. Он огляделся и понял, что оказался на той самой заправке, где раздавали оружие. Худой со странным автоматом стоял рядом, правда, теперь у него в руках был пистолет с длинным глушителем. Все остальные из машин сгруппировались вокруг него, а напротив стоял офицер лет слегка за тридцать, его звание Толе видно не было, потому что он смотрел на него снизу. Рядом с ним – два сержанта-контрактника. Офицер молча смотрел на Бармалея, Бармалей же старался на него не смотреть.
Худой с пистолетом сказал:
– Вот, одного живым взяли. Они самые и есть, судя по всему.
– Сейчас проверим, – сказал офицер.
Он подошел, нагнулся, упираясь руками в колени, причем Бармалей заметил, что он в майорском звании, затем спросил:
– У пруда, где песчаный карьер, что вы сегодня сделали?
– У какого пруда? – включил непонятку Бармалей.
Худой вскинул пистолет, и правая ступня Толи разлетелась искрами боли, попадающими прямо в мозг. Толя взвыл.
– Еще раз, – таким же монотонным голосом повторил майор. – У пруда, где песчаный карьер, что вы сегодня сделали?
Бармалей задумался, и новая бомба взорвалась в той же ступне, вышибив из нервной системы последние воспоминания о том, как жить и как дышать. Следующий вопрос он тоже проигнорировал, получив третью пулю почти в то же место, но после этого выложил все. И об убитых проститутках, и о сегодняшних девчонках, и об их родителях, расстрелянных в машине. Рассказал об убитой семье, у которой взяли «Гелендваген», о мужичке в «Волге», застреленном просто так. Об остальном его и не спрашивали, но Толя понимал, что и так наговорил достаточно. Майор спросил у кого-то:
– Табличку написал?
– Так точно.
Какой-то солдат показал небольшую фанерку, на которой черным было написано: «Грабитель, Убийца, Насильник». У Бармалея все похолодело внутри, он явственно представил себя висящим в петле, с этой табличкой на груди. Он надеялся, что его просто пристрелят, но на виселицу ему не хотелось. Но то, что он услышал, заставило его опорожнить в штаны и кишечник, и мочевой пузырь. Майор скомандовал контрактникам: «Отрезать яйца – и на фонарь его. Не достреливать, когда обратится, пусть попрыгает потом». А затем Бармалея куда-то потащили, и его крики слышались еще долго, пока его дергающееся тело не повисло на фонаре.
Сергей Крамцов
27 марта, вторник, вечер
Глобальные изменения в нашем плане. О чем я еще вчера оповестил всех присутствующих, после того, как мы вернулись из «Пламени». Однако тут мы столкнулись с главной трудностью – машин у нас оказалось больше, чем водителей к ним. Как ни считай и как ни прикидывай, но выходило, что Аня с Ксенией, например, толком никогда и не сидели за рулем, а Алина Александровна привыкла водить «Тойоту Авенсис» с автоматической коробкой на уровне среднего московского «чайника». Наш же непомерно раздувшийся автопарк требовал наличия как минимум одиннадцати водителей, учитывая, что бросать не хотелось даже современный «Паджеро». Все же послужить какое-то время эта новая машина вполне могла, а по нынешним временам слово «послужить» по отношению к автомобилю равно слову «спасти кого-нибудь». Кто-то и такой рад будет до потери пульса.
Напомнил мне об этом Шмель, и, к счастью, до того, как мы расстались с Пантелеевым. Вовремя оглашенная, проблема перестала быть проблемой. Пантелеев лишь хмыкнул, поразившись количеству запасенного транспорта, покачал головой, восхитился матерно и предложил перегонять машины порциями. При этом у него явно мелькнула мысль, что нам столько машин наверняка не понадобится. Текст этой мысли можно было в глазах прочитать. А с этой идеей я был согласен на сто процентов, и вопрос был лишь в том, к какой степени взаимной выгоды это сможет перейти при обмене.
В общем, мы лихо рванули обратно в поселок прямо с заправки, прыгая по разбитой дороге так, что сидевшие сзади близняшки только охали. Но нам надо было торопиться, чтобы по максимуму использовать остатки светового дня. Хоть половину машин надо было перегнать сегодня.
К счастью, мы заранее были озабочены вопросами быстрой погрузки, без которой быстро не смоешься, случись такая необходимость, а в последние дни один из кунгов вообще как склад использовали, поэтому уже через час первая колонна из шести машин с основным грузом, размещенным в двух «Садко», уехала из поселка. Оба грузовика, одна «буханка», мой «Форанер», за рулем которого сидела Татьяна, «Паджеро» и УАЗ, в котором сидели мы с Лехой в качестве головного дозора, выехали из поселка. А заодно в кунгах разместились все наши «гражданские», группу которых уже негласно возглавлял Степаныч и в которую входили супруга его, Валентина Ивановна, Катя, дети Маши и Алина Александровна.
Кроме нас самих с нами ехали спасенные девицы. Те самые упитанные малолетки, за которыми гнались бандиты. Они пребывали в состоянии постоянного шока, и было от чего. Пока Толю кастрировали и вешали, они дрожали в машине. От пережитого, от зрелища страшноватой, надо сказать, казни и просто от холода. Майор, командовавший казнью, узнавший, что это потенциальные жертвы этого самого бандита, что висит на фонаре, измаранный в собственном дерьме, и уже обратился в зомби, даже распорядился выдать им по бушлату. У нас запасной одежды с собой не было. Я тогда подошел к ним, рассмотрел их внимательно, нимало не стесняясь тому, что осматриваю их, как коров на рынке.
Обе были крупными, пышнотелыми, здоровыми с виду, белокожими, с миловидными лицами. Попы крупные, круглые, при этом даже пропорциональные каким-то образом, грудь у обеих пышная. Что это сестры, и более того – близнецы, вопросов не возникало. И мама с папой их явно любили, кормили хорошо, на еде вообще не экономили.
– Вас как зовут, красавишны? – спросил я.
Звали красавиц Маша и Даша, как же еще, и было им по семнадцать лет. Я спросил, что у них случилось? Оказалось до банальности просто по нынешним поганым временам: папу где-то укусили, но он об этом никому не сказал и обратился дома. Напал на маму, а вскоре и та обратилась. Девчонки оказались заблокированными в комнате Маши. Но жили они на первом этаже, поэтому выбрались в окно и бросились бежать. Куда – сами не знают, ни вещей, ни чего-либо другого у них нет. Ехать согласны были куда угодно, лишь бы подальше от родного города.
В общем, выбор дальнейшей их судьбы никаких лишних размышлений не провоцировал – в «Пламя» их, и спрашивать нечего. За гениев их при всем желании не примешь, в глазах у них больше небо отражается, нежели мысли какие, а вот в качестве фактора, положительно влияющего на демографическую ситуацию в «Пламени», они вполне годятся. Вон какие сиськи, и стоят без лифчика небось. А задницы даром что толстые, даже так видно, невооруженным глазом, что не ущипнешь. Холостые лейтенанты будут счастливы от такого богатства, да еще в двух экземплярах.
