Идея в том, чтобы обучив пилота на имитации И-16 или Як-1, реализованной на У-2, только потом пересаживать их на истребители. Или другие самолёты. Считать прошедших курс вождения на У-2 полностью готовыми пилотами нельзя. Я всего лишь надеюсь, что это сильно поможет освоить предназначенный лётчику самолёт.
Все эти половецкие пляски с У-2 ради одной цели: экономии топлива. У-2 съедает в три раза меньше за час полёта, чем И-16, наш самый популярный истребитель. Другие самолёты жрут ещё больше. Получается, что на таком же количестве топлива лётчик сделает налёт в три раза больше. И лимит в пятнадцать часов, который определил маршал Тимошенко, путём таких ухищрений превращается в сорок пять. Но сорок пять не будет, тридцать-тридцать пять и хватит. Иначе никакой экономии не выйдет. Этот метод подготовки я называю «маргарин». Маргарин тоже эрзац, полностью про себя я обозвал эту программу «маргарин вместо масла».
Красильников мне пообещал сделать всё возможное. Кажется, его это вдохновило. Насколько я понял, он собирается выпустить их, как новые модели, и под эту марку срубить премии и другие плюшки. Премии — не главное, конечно. Главное в том, что он докажет правительству, что завод нужен и продукция его актуальна. Ничего против не имею.
Эрзац, который мы готовим для лётчиков из У-2, это не всё. В какой-то момент я по-новому осознал, что любой профессионализм это не одно-два умения, это сложный комплекс навыков и знаний. Поэтому я ненадолго, буквально на час заглянул на Ленинградскую киностудию. В минское отделение. За несколько дней до визита неожиданно узнаю, что в природе существует Минская киностудия. Ага, в природе она есть, а в Минске нет! В Ленинграде окопались, пригрелись и ехать в славную столицу Белоруссии не хотят. Понять их можно, Ленинград — столица с трёхмиллионным населением, Минск же с тремястами тысяч, пусть и столица союзной республики, находится совсем в другой весовой категории. Поэтому и не хотят, невзирая на то, что здание под киностудию давно их ждёт.
Понять их можно, только я и, тем более, мой генерал понимать их не хотим. Без киноспециалистов создать учебные фильмы невозможно. Хватаю в коридоре пытающегося прошмыгнуть мимо невысокого парня с повязанным вокруг шеи шарфом.
— На месте, стой! Раз-два! Почему строем не ходишь? Я тебе генерал или где? — парнишка тихо чумеет, как и мой генерал внутри, который силится понять смысл моих речей.
— Фамилия?
— Агафонов, — с облегчением от того, что понял вопрос и знает ответ, говорит парень.
— Минская киностудия где? — глазки парнишки начинают бегать, а я сейчас очень подозрительный, поэтому тут же приказываю, — веди!
Глазами показываю адъютанту, тот вежливо, но крепко берёт парня за локоть. В кабинете, куда нас привёл Агафонов, разговор с шефом Минской киностудии, никак не желающей оторваться от Ленинградской, был коротким. Генерал я или хто? Невысокий, лысенький и с виду энергичный директор Игольников похож причёской, вернее её остатками, густо взявшими в окружение обширный плацдарм на макушке, и всем обликом на главного персонажа мультфильма «Фильм, фильм, фильм…». Я даже проникся, абсолютно кинематографический персонаж. Можно сказать, канонический.
Глазками он, как отпущенный, — Саша, запиши его фамилию, если его в Минске не увижу, сдай в НКВД, как саботажника и дезертира, — Агафонов не бегает, но юлить пытается по-взрослому. Де, план у них, съёмки, сроки…
— Меня это не интересует. Вы по всем бумагам давно должны находиться в Минске. Вы что, против народа?! — на последних словах грозно пучу глаза. Давно заметил, действует.
— Нет, что вы, как можно…
— Народ и армия — едины, слышали про такое?
— Д-да…
— Армии и народу вы нужны в Минске, — закругляю разговор, — через неделю весь личный состав с вами во главе должен прибыть туда…
Задумываюсь. Что-то я много времени им даю. Успеют разбежаться, пожаловаться…
— Нет. Через три дня! Вас встретят.
— Но…
— Никаких «но»! Я позвоню Жданову, он позаботиться о том, чтобы срочно уволенных никуда, кроме как в дворники не принимали. Вызовите сюда директора местной киностудии.
Через пару минут в кабинет поспешно входит второй директор. Этот повыше и на вид серьёзнее. Кратко его инструктирую и возлагаю на него ответственность за исполнение приказа.
— Оказать всю необходимую помощь. К себе на работу никого не принимать. Выделить транспорт для вывоза материалов и оборудования. Начинать сегодня. Вопросы есть?
— Э-э-э, видите ли… у многих семьи…
— Поживут на два дома, если переезжать не хотят. Когда на месте наладят работу и подготовят себе замену из местных кадров, могут вернуться. Ещё вопросы есть?
Вопросов больше не оказалось. Жданову я позвонил прямо оттуда. Андрей Александрович любезно обещал посодействовать и проследить.
Уходил оттуда довольным. Всё-таки хорошо быть генералом. Приказал, грозно рыкнул, все забегали. Следить только нужно, чтобы бежали в нужном направлении.
После киностудии на завод, который киноаппаратуру делает. Известнейшее предприятие, ЛОМО, Ленинградское оптико-механическое объединение. В моей советской молодости фотоаппараты «Смена» выпускал. Как-то я полагал, что его создали после репараций, вывоза цейсовских предприятий Германии, но нет. Как выясняется, ЛОМО существовал и развивался задолго до 45-го года. Правда, сейчас он носит имя "ГОМЗ" да ещё имени ОГПУ, не к ночи будет сказано.
С ними вопрос тоже решился быстро.
— Мне нужен вариант кинокамеры, чтобы она уместилась в носу Як-4. Их, кстати, у вас же, в Ленинграде выпускали. Авиазавод № 380. Если у них не осталось ни одного экземпляра, я свой могу вам перегнать. Чтобы вы на месте технологию монтажа и управления отработали. Управление должно быть максимально упрощено и автоматизировано. Лётчик — не кинооператор, он с камерой возиться не будет. Включил, навёл и забыл. Плёнка кончилась — аппарат выключился.
— Всё осуществимо, — меня внимательно слушает конструктор. Мы сидим в кабинете директора, сзади над столом, как водится, портрет Сталина. Начинаем обсуждать детали, за что меня тоже надо похвалить. Обнаруживаем дьявола, хитро спрятавшегося в технических тонкостях.
Шестьдесят метров! Длина плёнки всего шестьдесят метров! На две-три минуты непрерывной работы.
— Категорически не годится! — я прямо чернею лицом, — Нужно в десять раз больше.
Если в десять раз больше, — объясняют мне, — то и диаметр бобины с плёнкой будет в три с лишним раза шире. Увеличится момент инерции… тут конструктор запинается, но я даю знак продолжать. Это Павлов не понимает, а мне объяснять не надо, какой-то период своей жизни я физику в школе преподавал. Короче, меняется вся динамика схемы.
По итогу решили ни вашим, ни нашим, сделать бобины под триста метров плёнки. При частоте десять кадров в секунду, — а больше незачем, на взгляд лётчика на земле все ползают очень медленно, — хватит на двадцать пять минут съёмки. Но я заказал всё-таки две скорости, на десять кадров и на двадцать. Пусть будет, есть не просит.
— Сделайте спаренный аппарат, чтобы можно было вести непрерывную съёмку. Заканчивается плёнка в одном, включается другой. Не получится автоматически или переключением дистанционно, будем думать о другом варианте.
— У вас есть запасной вариант? — вмешивается директор.
— Можно использовать тяжёлый бомбардировщик. В некоторых моделях нос самолёта остеклённый. И вместительный. В каких-то там даже стрелок размещается. Будет кинооператор сидеть.
Моих собеседников это несказанно радует. Ну да, работы-то меньше.
— Всё-таки сделайте и компактный вариант, — грузить, так грузить, — на лёгкий Як-4. Пусть не триста метров плёнки, а сто или сто пятьдесят. На сколько места хватит. И пусть даже не спаренный. Для разведки самое то. Аппарат ведь можно остановить, а потом снова включить? Вот и замечательно.
— Зачем вам два варианта?
— Разные цели — разные варианты. Для разведки даже фотоаппарат подойдёт. Аппарат с большими бобинами нужен для создания учебных фильмов для лётчиков.
