— Откуда ты взялась? — как можно спокойнее, спросил он. Попытался улыбнуться. Не вышло.
— Я с самого начала тут была, — бесцветно ответила незнакомка.
— Надо же… — тихонько прозвучал голос Хельги. — И что ты здесь делаешь?
— Живу, — ровным голосом ответила девочка. — А вы что здесь делаете?
— От змей., от аспидов прячемся…
— Чего от них прятаться? — презрительно усмехнулась девочка, — От людей прятаться нужно.
Опустила арбалет. Сплюнула сквозь зубы, как мальчишка.
— Почему ты одета… — Книжник запнулся, не решаясь произнести вслух это слово, потому как для кремлевского слуха звучало оно ругательством, — …как дамп?
Вот оно — вспомнил! Дамп.
— Привыкла, — коротко ответила девочка. — Еще вопросы есть?
— Странно ты говоришь… для ребенка, — неуверенно улыбнулась Хельга.
— Странно вы с оружием обращаетесь — для взрослых, — моментально отозвалась девочка. — Так и смерть свою проспать недолго.
Хельга тихонько вскрикнула, схватившись за пояс: потайного меча не было на месте. Еще бы: он лежал у ног странной девочки-дампа.
— А тебе палец в рот не клади! — криво улыбнувшись, сказал парень.
— Палец? Зачем? — насторожилась девочка. Опасно повела арбалетом. Книжник ощутил, как по спине пробежал неприятный холодок.
— Как звать-то тебя? — быстро спросила Хельга.
— Мне не успели дать имя, — сказала девочка. Совсем по-детски пожала плечами. — Имя после испытания дается. А я его не прошла.
— Что за испытание?
— Кровью, — просто сказала девочка, — Теперь я сама дам себе имя.
— И какое же?
Девочка растерянно моргнула. Похоже, этот вопрос поставил ее в тупик.
— А давай мы тебе имя дадим? — неожиданно предложил Книжник.
— Правда? — Девочка подалась было вперед. Но тут же резко отпрянула в тень, снова вскинув арбалет. — А за что это вы мне имя дадите?
— Как это — «за что»? — не понял Книжник. Коротко переглянулся с Хельгой. — Просто дадим — и все.
— Имя забирают у убитого врага, — жестко сказала девочка. — Иначе у кого его взять?
Книжник немного опешил. Он не имел ни малейшего представления об обычаях дампов. И эта традиция с именами ему как-то совсем не пришлась по вкусу.
— У нас имена дают при рождении, — сказал он.
— Да? — удивилась девочка, — Но я же не помню, как родилась…
Спорить с этой логикой было трудно. Ситуацию спасла Хельга.
— Что-то у тебя косички растрепались, — просто сказала она. — Хочешь, заплету?
Лицо девочки вдруг смягчилось, глаза загорелись — совсем по-детски.
— Хорошо, — серьезным голосом сказала она, — Заплети. А «колоском» умеешь?
— Конечно, — улыбнулась Хельга, направляясь к девочке. Та опустилась на трухлявый металл, отложила арбалет. Приняла расслабленную позу, закрыла глаза. Встав на колени у нее за спиной, Хельга без лишних слов принялась распутывать головоломку из свалявшихся волос цвета соломы. Даже напевать стала что-то неизвестное Книжнику, но невероятно спокойное, умиротворяющее. Книжник восхищенно посмотрел на Хельгу. Как это она ловко разобралась с этой маленькой хищницей!
Тут же все это умиление было смазано небрежным предупреждением:
— Только без глупостей. У меня хорошая реакция.
Не открывая глаз, девочка погладила металл короткого, чуть изогнутого меча, что лежал у нее на коленях.
Раньше и в голову не могло бы прийти, что с ребенком нужно обращаться как с опасным животным. Рискуя нарваться на непредсказуемую реакцию, парень полез в вещмешок, извлек оттуда толстую сальную свечу. Чиркнул кресалом, раздул пламя, зажег свечку. Теплый огонек развеял холодную темноту железного ящика, придав даже немного уюта обстановке. Если не знать, что к чему, эту троицу можно было бы принять за отдыхающее семейство.
Словно прочитав его мысли, Хельга стала петь чуть громче. Она продолжала колдовать с прической маленькой хищницы, и эта мирная картина будто отодвинула в бесконечность железные стены и опасных мутантов, притаившихся снаружи. Тихий голос уносил куда-то далеко — туда, где хорошо и спокойно, где нет врагов и голода, где не нужно засыпать чутким сном, положив под голову оружие…
— Откуда ты знаешь эту песню? — тихонько спросила девочка.
— У нас всем детям ее поют, — отозвалась Хельга.
— А… — протянула девочка.
— А что?
— Ничего… — странным голосом сказала она. Долго молчала, пока, наконец, не сказала: — Ее мне мама пела.
Хельга машинально продолжала заплетать тоненькие косы, пока пальцы сами собой не остановились.
— Мама? Твоя мама пела эту песню? Она что же — из вестов?
— Не знаю. Мама умерла. Я ее совсем не помню. А песню — помню…
— От чего же она умерла?
— Ее убили.
— Кто?
— Клан.
— За что?
Девочка открыла глаза. Она продолжала сидеть неподвижно, глядя прямо перед собой. И говорила — обыденно, спокойно:
— Так было нужно. То есть… Мне говорили, что нужно. И я верила. А потом я выросла. И поняла: нет, не нужно это было. Мне — не нужно. Это было нужно клану — потому что…
Девочка замолчала. Хельга чуть подождала и продолжила заплетать косу. Маленькой воительнице явно нравился процесс.
— Красивые у тебя волосы. Золотистые, даже сажа их не испортила. И косица получается яркая, изломанная… на молнию похожа. Давай мы тебя так и будем звать — Молния?
— Молния… — с удовольствием повторила девочка. — Ладно, зовите. Но потом я все равно сама придумаю себе имя.
Эту долгую ночь они так и провели — втроем. Осталось загадкой, как эта девчонка выжила в одиночку во враждебной среде московских улиц. На скромное угощение из запасов беглецов она набросилась как маленький хищный зверек. И хотя девочка явно могла за себя постоять, при виде чумазой, жующей физиономии и заплетенной Хельгой косички у Книжника на глаза наворачивались слезы. Он с трудом подавил в себе эту неуместную сентиментальность. Этой вооруженной до зубов малышке не стойло демонстрировать собственную слабость.
Наконец их сморило — одного за другим. Усталость сильнее что страха, что любопытства, и даже жуткие монстры за железной стеной не могли помешать сну.
Сон был тревожный. Книжник привык к тому, что за его сновидениями наблюдает неведомое кошмарное чудище. Но на этот раз монстр куда-то отлучился. И теперь парень бродил во тьме и искал «свое» чудовище. Потому что страшнее монстра может быть только монстр, спрятавшийся во мраке…
…Проснулся от странного ощущения. Словно почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. С трудом разлепил веки, обернулся.
