И я пошел к музыкантам, которые, конечно же, всегда в курсе всех дворцовых событий и слухов.
— Господа музыканты, это последняя наша встреча. Я обещал одной леди песню, и вновь обращаясь к вам за помощью. Помогите мне, не откажите в любезности, подыграйте и всего лишь. -
Высокородная знать заинтересованно потянулась к площадке для музыкантов, оказывается, это еще не конец истории, барон нам еще и споет, ведь для этого у него самое время.
Эта песня написана в другом мире и в другое время, но она именно о том, что я сейчас чувствую.
Я взял инструмент в руки, оглядывая зал. Большинство взглядов устремленных на меня, было откровенно насмешливыми. Ну что ж, мне не хватило времени, чтобы мы могли лучше узнать и понять другу друга, а теперь уже слишком поздно.
Послушайте песню, господа, и черт бы меня побрал, если это не крик моей души. Слова этой песни трогали миллионы сердец в моем мире, а вы ничем от них не отличаетесь, вы так же способны любить, страдать и чувствовать горечь утраты. Это не просто песня, это то, что творится сейчас внутри меня, и я дарю это вам, и очень надеюсь, что вы поймете меня немного больше.
Где-то далеко, за спинами собравшихся аристократов, я видел Янианну со своим герцогом. Вот она что-то сказала ему, улыбнулась, провела по его щеке кончиками пальцев…
Взяв несколько вступительных аккордов, я начал петь.
Господи, до чего же хороша акустика в этом зале, но и мой голос звучал так, что я сам бы никогда не поверил, что способен на такое. Никогда у меня не получалось так хорошо и никогда больше не получится. Мой голос метался по всему дворцу, залетая в каждый уголок, и бился об высокий потолок, пытаясь выбраться наружу, туда, где находится небо и свобода, о которой я сейчас пою.
Теперь я не видел окружающих меня лиц, я вообще ничего ни видел, и меня уже не было здесь.
Я спел половину куплета под аккомпанемент одинокой гитары, когда ко мне присоединились музыканты. Могли ли я представить себе раньше, в прежней жизни, что буду петь в императорском дворце, в сопровождении императорского оркестра и из-за утраченной любви императрицы? Конечно не мог, но если бы я был в силах изменить хоть что-то, пусть бы эта девушка была кем угодно, последней портовой шлюхой, и только оставалась со мной навсегда.
А музыканты молодцы, они вели мелодию так, словно ее исполнение было для них так же привычно, как и исполнение тех мелодий, что знакомы им с самого детства.
Повернувшись к Эрариа, я взял, почти выхватил из его рук скрипку со смычком и прижал ее к щеке. Слушайте господа, слушайте, и вы услышите в ее пении голос моей души, потому что обычным голосом передать его нельзя…
Когда я закончил, в зале стояла абсолютная тишина.
Я отдал инструмент потрясенному Эрариа, переводившему свой взгляд со скрипки на меня и обратно. Помнишь мальчик, один наш разговор, что на скрипке играют не руками, а душой. Тогда я не мог тебе показать, потому что сам не знал, как это делать. Теперь я знаю, но повторить никогда не смогу, да и пытаться даже не буду.
Я сошел с небольшого возвышения, на котором находились музыканты, и пошел по направлению к выходу. Двери огромные по высоте и мне нет нужды опускать взгляд, чтобы не пройти мимо выхода.
Первым на пол полетел орден, висевший на ленточке у меня на груди. За ним последовала золотая шпага, жалобно позвякивая на плитках пола. Я рванул на груди орден, полученный мною за Кайденское ущелье. Но он не подался, наверное потому, что я заслужил его в полной мере. Тогда я рванул на груди парадный камзол, не утруждая себя расстегиванием пуговиц, сорвал его и отправил следом.
В левом боку взорвалась жгучая боль. Обманул Цаннер, не прошло еще двух часов. Скосив глаза, я увидел быстро расплывающееся по белоснежной ткани рубашки алое пятно. Ничего, я знаю, как с этим бороться, достаточно прижать левую руку к ребрам и притянуть ее правой. Дойду, не сдохну, там карета, там Прошка, а в доме меня ждет Цаннер, и он обязательно поможет.
— Рана разошлась — произнес чей-то голос в полной тишине, сопровождающей меня к выходу.
— Какие-то дешевые понты у меня получились, — пронеслось в голове, в которой уже удобно расположились два усердных молотобойца и еще кто-то, старательно закрывавший мне глаза серой мутью. Потом перед самыми глазами оказался мраморный пол, такой прохладный и приятный на ощупь, что я прижался к нему щекой.
— Он что-то шепчет — кто-то склонился у самой моей головы.
— Это слова из его песни и звучат они так — в моей душе нет больше места для тебя. — громко произнес он.
А потом пришла темнота…
— Да, Ваше Величество, он пришел в себя сегодня утром и его жизнь сейчас вне опасности. Лекарь сказал, что достаточно нескольких недель покоя. Но мой человек в его доме сообщил, что де Койн собрался покинуть столицу в самое ближайшее время.
— Ваш человек, граф? -
— Да Ваше Величество, он появился, как только барон приобрел дом, в котором сейчас находится. Извините, Ваше Величество, дело касалось Вашей безопасности, а это основная и самая главная часть моей работы. -
— И куда же он хочет уехать? Вероятно, Ваш человек должен об этом знать. -
— Де Койн собирается покинуть пределы Империи. Но это будет после того, как он полностью поправит свое здоровье. Куда он хочет уехать сейчас, не знает никто, даже его ближайшее окружение. -
— Понятно, граф. А как же его имущество, ведь для того чтобы избавиться от него, ему потребуется достаточно много времени. -
— Де Койн заявил своему управляющему, что скоро приедет барон Анри Коллайн и пусть они разбираются со всем этим барахлом, так он это назвал, а ему, извините, это его слова, плевать. Причем сказал в очень резкой форме. Что касается наличного золота, выяснилось, что у де Койна его практически нет. -
— Странно, барон никогда не казался мне слишком расточительным человеком. -
— Ваше Величество, в последнее время им сделано очень много приобретений. Это верфь в Гроугенте, виноградники недалеко от него же, земли близь Монтенера, где обнаружены огромные запасы железной руды. Кроме того управляющий приобрел несколько фабрик за время отсутствия барона, но по его указанию. И еще, Ваше Величество. Помните историю, давшую в обществе очень большой резонанс. Я имею ввиду две ночлежки, не так давно появившиеся в квартале для бедняков. В них нищим и калекам предлагают кров и пищу. В обществе тогда склонились к двум крайним мнениям. Кто-то считал, что таким образом мы будем только плодить количество дармоедов, а кто-то наоборот, что поступок очень благородный и наш долг помогать таким людям. Так вот, мне удалось выяснить, ночлежки — это тоже его работа и в один из городских банков положена крупная сумма именно на эти цели. -
