– пока она у тебя еще есть. До встречи, вор.
Корабль внезапно накреняется влево, и стоящего у меня за спиной Пакса швыряет в сторону. Он врезается в переборку. Меня удерживают ремни безопасности.
– Что происходит? – спрашивает Пакс, вставая. Из разбитого лба течет кровь.
– Корабль разворачивается, – шепчу я.
– Обратно к синдикату… – говорит Пакс.
– Ну так разверни его снова! – восклицает Электра.
– Отличная идея! Щас так и сделаю! – огрызаюсь я. Пульт управления отключился. Дублирующие системы тоже. – Теперь «шершень» управляется дистанционно. Коммуникатор сдох. – У меня пересохло во рту. Я отчаянно ищу какой-нибудь обходной путь, но физически управлять яхтой невозможно. Она запрограммирована. – Эскорт к нам не успеет… – предупреждаю я.
Они посадят нас на каком-нибудь объекте синдиката, и это будет последнее, что о нас узнает мир. Но это еще не станет концом. Нет, они растянут это на годы. И что тогда будет с Вольгой?
– Пошло все в шлак! – Я поднимаюсь на ноги и чуть не падаю; Пакс ловит меня. Я пошатываюсь, пытаясь замедлить карусель в глазах. – Спасибо.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает Электра.
– Одну глупость. – (Она тянется к ремням безопасности.) – Стоять, злюка. – Я хватаю Пакса за воротник и толкаю его в кресло. – Вы, оба, пристегнитесь.
Я оставляю их недоуменно переглядываться, пока они пристегиваются в пилотских креслах. Спотыкаясь, бреду по кораблю, держась за стены.
– Да где же вы?!
Я распахиваю двери и шкафчики, нахожу холодильники с шампанским и икрой и обеденные сервизы. Ну давай же! Мое периферическое зрение заволакивает чернота. Я падаю и оказываюсь на подушке встроенной обеденной зоны. Нашариваю в кармане диспенсер с золадоном. Роняю его на пол и подбираю. Засовываю меж коренных зубов три таблетки. По жилам пробегает электрический разряд, притупляя боль в груди. Я кое-как поднимаюсь на ноги и в задней части корабля у погрузочного трапа нахожу то, что искал, – обшитый ореховыми панелями шкаф, полный оружия. Под рядом импульсных винтовок и изящных рельсотронов сложены стопкой термогранаты, упакованные в пеноматериал. Кто-то смеется. Это я. Вытаскиваю гранаты, прижимаю их к груди и пробираюсь в хвост корабля, к двигателям. Я складываю гранаты на полу у охлаждающей установки и судорожно выдыхаю.
– Сейчас что-то будет!
Я ставлю таймер одной из гранат на тридцать секунд и со смехом роняю ее на груду остальных. И мчусь обратно тем же путем, которым пришел. Ну, пытаюсь мчаться, вернее – тащусь на ватных ногах в нос корабля, хватаясь за что ни попадя, чтобы не свалиться, и считаю про себя. Добираюсь до кабины, закрываю за собой дверь и падаю в пассажирское кресло у стены, за пилотскими. Пакс и Электра таращатся на меня, пока я туго затягиваю ремни безопасности. Юпитер всевышний, пусть на этом кресле будет страховочная сетка!
– Что вы сделали? – спрашивает Пакс.
– Я же сказал – одну глупость. Четыре, три – приготовиться!
Их глаза расширяются, и они прикрывают головы руками.
Из задней части корабля доносится оглушительный грохот.
Дверь вдавливается внутрь кабины. Корабль резко кренится и начинает спускаться по спирали, пока гравитационные двигатели, задыхаясь и запинаясь, выходят из строя. Потом они окончательно отказывают, и мы рушимся вниз; за иллюминаторами кабины мелькает то город, то небо. Когда мы падаем в один из кратеров, оставленных Шакалом, и перед глазами проносится разоренный, превращенный в скелет городской пейзаж, у меня невольно вырывается горький смех.
Я знал, что это будет билет в один конец…
Из крепости Повелителя Праха выходит моя пустая оболочка.
Упыри ждут на посадочной площадке на вершине башни. «Несс» парит слева от челнока Повелителя Праха и готовит его к отлету. Поврежденный в бою истребитель Коллоуэя пристыкован к нему сверху. Далеко внизу изрядно поредевшие подразделения Аполлония и Повелителя Праха отчаянно сражаются, перемещаясь к южной оконечности острова. Наших раненых и мертвых уже погрузили. Я еще не знаю их количества. Мои друзья настроились на взрыв ликования при известии о смерти Повелителя Праха, но этого не будет. Не теперь, когда они видят наши лица. И, услышав о Паксе с Электрой и о флоте Аталантии, они бледнеют, как и Севро. Ронна ошеломлена.
– Нет, – шепчет она. – Это чушь. Виргиния защитила бы его. Я точно знаю. Он наврал тебе с три короба.
– Флот истребителей Сообщества будет здесь через восемь минут, – говорит Крошка. – Нам надо драпать со всех ног, чтобы уйти. С нынешней орбиты мы можем добраться обратно на Луну за четыре недели.
Я почти не слышу ее. Мой разум сейчас не здесь, не с ними. Если бы только я мог вернуться в прошлое, чтобы никогда не отправляться на эту гиблую планету! Я просто хочу снова обнять своего мальчика. Я бы защитил его от всего мира. Я никогда бы не оставил его. Жив ли он еще? Почувствую ли я это? Меня снова сжимает в тисках ужас. Мир шатается, и я чувствую, как слезы ярости жгут глаза. Севро тоже замкнут на своем горе и весь кипит от гнева. Он взлетает по трапу и кричит упырям, что посадка объявлена. Однако я не двигаюсь с места. Просто не могу.
– Дэрроу, – бормочет Крошка, – что с тобой?
Севро разворачивается на верхней ступеньке трапа и смотрит на меня.
– Я не иду с вами, – говорю я, и мне кажется, что с этими словами остатки души вытекли из сосуда тела. Замечаю презрительный взгляд Севро. – Я не лечу на Луну.
– Босс, – говорит Коллоуэй, – что ты несешь? У них твой ребенок. Нам нужно возвращаться.
Крошка спускается обратно и касается моего плеча. Ее руки покрыты засохшей кровью, – возможно, это кровь ее мужа.
– У тебя шок. Тебе нужно подняться на корабль.
– Что бы ни случилось, это уже случилось, – говорю я. – Если Пакса похитили, Мустанг вернет его с тем же успехом, что и я. Если он мертв… с этим уже ничего не поделаешь.
Даже мне самому мой голос кажется голосом приговоренного. Пакс. Я вижу его глаза – как он смотрит на меня, встающего над телом Вульфгара. Ключ на цепочке так давит мне на грудь, что я едва могу стоять.
– Не говори так, Дэрроу, – просит Крошка.
– Ты нужен Мустангу, – говорит Тракса. – Ты нужен семье.
Она любит моего сына всей душой, как и все ее родичи. Где они были? Почему они не защитили его?
Я думаю о жене. Из-за этого она не одолеет сенаторов. Они скажут, что она не способна править. Что она скомпрометирована. Возможно, ее уже сместили. Оставленная позади жизнь разбита вдребезги, и первые трещины
