Поэтому никто особенно не удивился, когда на следующем ученом совете вместо утверждения новой группы для Знаменского была оглашена информация о его уходе по собственному желанию. Директор, конечно, был человек жалостливый - поймал таракана, лапки оторвал, отпустил. Да и потом слишком уж долго он Знаменского не доставал. Правда, на первом месте, куда тот сунулся, ему дали от ворот поворот уже после конкурса, буквально перед самым выходом на работу. На втором, как-то быстро выяснилось, что Знаменский вдруг оказался невыездным, а тот институт как раз совместную работу в венграми вел, так что невыездной завлаб им оказался ни к чему, и буквально через два месяца после начала работы ему пришлось уходить. В третьем месте тоже какая-то чепуха приключилась. Вот, кажется, только после этого он стабильно осел в крошечном институтике ведомства, которое от их институтских дел так далеко, что там и имен Директора и Босса, похоже, и не слыхали. Ну, и слава Богу. Может, до пенсии спокойно доработает…
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ. КГБ - ДРУГ ЕВРЕЕВ
I
Евреев в Институте было довольно много. Особенно, по тем временам и по сравнению со многими другими научными учреждениями, руководители которых проводили жесткую кадровую политику и не желали иметь дело с подозрительными инородцами, которые, к тому же, того и гляди подведут под монастырь в связи со своей генетической тягой к перемене мест. Еще при первом знакомстве с Институтом и его сотрудниками Игорь отметил про себя довольно заметную прослойку еврейских лиц и фамилий среди сотрудников. С одной стороны, он воспринял это вполне одобрительно, а с другой - почти как должное. Дело в том, что сам Игорь, хоть и был евреем, но в течение своих прожитых в Союзе тридцати с гаком никаких связанных с этим сложностей и неприятностей или, точнее, никаких особых сложностей и неприятностей, он не имел. Разумеется, в детстве поддразнивали, но достаточно беззлобно, так что даже ни с кем подраться или просто раздружиться ему из-за этого не пришлось. И в Университет он поступил на удивление легко, хотя потом сокурсники-евреи из других городов и говорили ему, что они как раз и приехали в Москву из своих родных мест, поскольку тут правила несколько более человекообразные, а вот если бы он попробовал со своими еврейскими лицом и фамилией ткнуться, скажем, в какой-нибудь киевский ВУЗ, то ему сразу объяснили бы, что к чему - никакие школьные медали и характеристики не помогли бы. Так что ему, можно сказать, повезло с местом рождения и обучения. Про кафедральные его годы и говорить не приходится - для зава, под которым он начал работать еще студентом и так все время до перехода в Институт и проработал, такой проблемы просто не существовало. Так что, пусть даже с других кафедр, где у власти стояли люди другого закала, разные истории до Игоря и доходили, но его самого все это как бы и не касалось. И хотя он отлично знал, что в стране происходит, и, как и положено нормальному человеку, да еще и еврею, переживал сильно и негодование испытывал несомненное, но при этом почти бессознательно решил, что судьба решила все эти проблемы пронести мимо него. Потому и воспринял ситуацию в Институте как вполне нормальную и только много позже понял, что на самом-то деле происхождение еврейской прослойки в Институте не имело ничего общего с интеллигентским неприятием любой великодержавности или национальной розни, а базировалось исключительно на соображениях сугубо прагматических.
Дело в том, что когда и весь гигантский научно-технический центр и являвшийся его часть собственно их Институт только создавались, вопрос укомплектования подготовленными кадрами стоял, так сказать, во весь рост. И сам по себе НТЦ и имена его руководителей, хорошо известные в узких приначальственных кругах, широкой научной общественности говорили не слишком много, и, невзирая на всяческие посулы, толпы выдающихся претендентов на имевшиеся многочисленные вакансии дверей с петель не сносили. А брать кого попало ни Генеральный, ни Директор, естественно, не хотели, разумно полагая, что доступная на рупь десяток серость яркими красками даже в их новом заведении не заиграет. Вот тогда-то и были выработаны два вполне себя оправдавшие подхода. Во-первых, они начали собирать толковую, но не имевшую особых перспектив для роста молодежь из Университета, сразу предлагая ей прыжок, как минимум, через ступеньку карьерной лестницы - именно так в Институте очутился и Игорь, а во-вторых, они решили привлечь к делу некоторое число уже завоевавших себе приличное научное имя евреев, которым в их собственных учреждениях - а таких по тем временам было немало - кислород перекрывали все сильнее, стараясь выжить их всеми доступными способами еще до того, как они подали заявление на выезд, чего, по мнению руководителей тех учреждений, они не сделать просто не могли, раз уж такая возможность у них имелась. А тут демонстрировались полное понимание, доверие и поддержка, предлагались почти идеальные условия для работы и даже маячило где-то на горизонте международное сотрудничество. Плюс к этому, умело распространявшаяся информация, что при уровне связей Генерального на самом верху, ему - а значит и его сотрудникам! - будет зеленая улица в чем угодно, включая и кадровую политику, лишь бы был прок, и успешно шла работа, призванная подтвердить высокий уровень советской науки (впрочем, в значительной мере, это было чистой правдой и на самом деле). Ну как откажешься? Вот так народ и пошел, и создал то самое слегка семитическое лицо Института, которое и увидел Игорь.
При таком раскладе истинное отношение руководства к определенной части своих сотрудников сильно отличалось от того, к чему привык Игорь на своей университетской кафедре. То есть, что там думал себе витавший в почти заоблачных сферах Генеральный, простым смертным знать было не дано. Можно было только догадываться по некоторым косвенным признакам. В первую очередь, по тому поведению, которое демонстрировал Директор игорева Института. Вот с ним никаких неясностей не возникало. Он полагал себя вполне цивилизованным рабовладельцем, выкупившим дюжину приговоренных к распятию за непокорный нрав рабов и предоставившим им стол и кров. За это - именно за это, поскольку жизненная философия Директора иного принципа, чем баш на баш, не принимала и даже не предусматривала его существования - они должны были денно и нощно на него молиться, непрерывно демонстрировать полную и абсолютную лояльность и пахать, как проклятые. Да - и группами больше, чем по два, не собираться. Достаточно было ему заметить, что на каком-нибудь институтском ученом совете группа завлабов с еврейскими фамилиями образовывала в зале заседаний кластер, располагаясь по соседству друг с другом, как можно было не сомневаться в том, что сразу же после совета он поинтересуется у каждого индивидуального представителя этого кластера как бы в шутку, но на самом деле совершенно всерьез, что это за еврейский заговор они готовят и на какую тему предполагают совместное выступление. Никакие оправдания не помогали, и душа его оставалась в смущении долгое время. Да, к тому же, при каждом мелком разногласии с представителями “выкупленной” общины, Директор немедленно начинал упрекать их в черной неблагодарности и красочно расписывать, в каком говне все они находились бы, если бы не его и Генерального благодеяния. Вот в таком, примерно, виде все и проистекало. Более того, впоследствии, начиная с какого-то момента, когда авторитет их учреждения и качество проводимых работ стали общепризнанными и в дополнительном вливании подозрительной по чистоте крови уже не нуждались, было, по-видимому, решено, хотя официально и не объявлено, что хватит баловства и пусть уж что есть, то остается, но в найме на работу новых евреев потребности больше нет. Тем более, что какое-то количество “облагодетельствованных” из их учреждения на историческую родину, все-таки, отбыло, и верховному начальству порядком надоело использовать свое высокое прикрытие для отмазывания от упреков недоброжелателей (а их, естественно, тоже хватало) в том, что было принято эмфемистически именовать “недостатками в идеологической работе”. Пора становиться, как все.
