Едва я приоткрыл входную дверь, как услышал гортанные голоса, возбужденно переговаривающиеся на азербайджанском… (Этот язык я практически не знаю, но отличить от других все-таки могу. – Д.К.)…
«Придется нейтрализовать», – с неудовольствием подумал я, крадучись заходя в комнату. Взору моему предстала следующая картина. На грязной, дурно пахнущей постели лежала, раздвинув ноги, голая, в дупелину пьяная Демьяниха и утробно храпела. «Гостей» было четверо: носатых, волосатых, со спущенными штанами. Один пристроился поверх Демьянихи, часто дергал мохнатым задом и страстно урчал. Остальные с нетерпением дожидались своей очереди и о чем-то переговаривались. Завидев меня, три очередника разинули рты, собираясь что-то сказать (или заорать), но не успели. Я, конечно, не «Лунный Тигр», но тридцать суток жестокой логачевской муштры не пропали даром. Одним прыжком преодолев разделявшее нас пространство, я тремя молниеносными ударами в особые точки наглухо отключил голозадых южан. (Часа два полежат без сознания, а потом помнить ничего не будут.) Еще один такой же «подарок» достался четвертому любителю грошового секса. Между прочим, моего появления он вовсе не заметил, поскольку в тот самый момент заухал и затрясся в оргазме. Демьяниху я трогать не стал. (С пьяного бревна какой спрос? Пускай себе валяется.) Снял с нее бесчувственного азера, чтобы не задохнулась под ним спьяну, и аккуратно уложил его в обнимку с бесштанными земляками. Пускай потом разбираются, кто кого опетушить хотел… Брезгливо обогнул засаленный стол с бутылками и объедками, аккуратно открыл окно, по водосточной трубе спустился к своему, сконцентрировался, ногой вышиб окно вместе с рамой, акробатическим прыжком влетел в комнату и по ходу зацепил какого-то плотного мужика.
– Тревога! – рухнув на пол вместе со мной, заорал он. – Сю…
– Падла! – прошипел я, наградив его жестоким ударом по кадыку. Крик оборвался на полуслове, сменившись длинным, надсадным хрипом.
Я вскочил на ноги, и в следующую секунду вспыхнула запыленная люстра под потолком.
Молча, с каменным лицом я обвел сбежавшихся на шум засадников тяжелым взглядом исподлобья. Всего их было пятеро. (Хрипуна можно не считать. Сдохнет – не сдохнет, но реальной угрозы он уже не представляет.) Четверо – здоровые, плечистые, абсолютно незнакомые типы, а пятый… старлей из моего отдела Юрий Овчаренко! Опять предатель, ядрена вошь, и… теперь понятно, КТО работал со сканирующей аппаратурой и ГДЕ он ее взял.
Дело в том, что в январе 2006-го при проведении одной не слишком удачной операции лейтенант Овчаренко получил две пули в живот из «стечкина»[42]. После выписки из госпиталя его хотели комиссовать, но затем пожалели и перевели в группу технического обеспечения, одновременно повысив в звании на одну ступень. (По моему, блин, ходатайству!) А он, сука, взял да переметнулся к врагам… Вышеуказанные мысли промелькнули у меня в голове за долю секунды, и внешне я никак не проявил своих чувств, продолжая давить противников свинцовым взглядом.
– Это не Корсаков, – выдал наконец Овчаренко. – Рост, фигура те же, но лицо абсолютно чужое. В первый раз вижу!
– Наверное, кто-то из его друзей, – высказал предположение один из громил. – Или обычный квартирный воришка. Не беда. Сейчас разберемся!.. Взять!!!
Пятеро засадников одновременно бросились на меня: грамотно, профессионально, не мешая друг другу. Еще месяц назад мне, пожалуй, пришлось бы не сладко, но теперь… (Ох, спасибо Васильичу! – Д.К.)… Расправа над ними заняла не более двадцати секунд. Правда, победа досталась не так уж легко. Чтобы одолеть нападавших, пришлось задействовать весь арсенал накопленных мной знаний и не стесняться в выборе средств. В результате одному из незнакомцев я остановил сердце, двоим сделал искусственный инсульт, как Логачев Быкову в минувшем октябре (см. «Пленных не брать»), четвертому проникающим ударом ноги разорвал печень, прекратив его шумную агонию мощным тычком пальцев в яремную вену. И только предателя Овчаренко сумел взять живым, хотя не совсем здоровым. (Шестой, с разбитым горлом, все-таки скончался). Дабы обезвредить старлея, дравшегося, как взбесившийся кот, пришлось сломать ему руки, «отсушить» лоу-киком правую ногу и садануть кулаком в одну из болевых точек на туловище. Лишь тогда он прекратил сопротивление и извивающимся от боли червем повалился на пол.
Переведя дыхание, я набрал мобильный номер Логачева.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – сообщил приятный женский голос. Нелюбин просто не брал трубку ни по мобильному, ни по домашнему, ни по служебному телефонам. А Рябов, как известно, находился в Питере. «Куда же подевались Васильич с Нелюбиным? Почему молчат их телефоны?! – нахмурился я. – Раньше такого ни разу не случалось. Либо заняты по горло, либо… Нет! Не будем думать о плохом. Даст Бог, объявятся! А пока придется поработать в одиночку. Ничего страшного, не впервой».
Я отправил на мобильник Нелюбина зашифрованное СМС с кратким описанием ситуации. Вторым СМС я приказал Вахе выходить на связь непосредственно с Рябовым, мотивируя это (не вдаваясь в подробности) трепетной заботой о его, Вахиной, безопасности. На самом же деле я сердцем чуял сгустившуюся вокруг смертельную угрозу и не хотел, чтобы информация о басаевском наследстве погибла вместе со мной. Покончив с вышеуказанными делами, я легким ударом в основание черепа лишил Овчаренко сознания и отправился в ванную отмываться от грима…
Когда я вернулся обратно, старлей уже приходил в себя: ворочал мутными глазами, пускал слюни и надрывно стонал.
– Закрой пасть, урод, – негромко посоветовал я. – Иначе будет еще больнее. Раз эдак в сто.
Заслышав мой голос, перебежчик содрогнулся, как от удара электрическим током, полностью очухался и, разглядев лицо, позеленел от ужаса.
– Не ожидал, сволочь?! – жестко усмехнулся я. – Смотри не гадь в штаны со страху. Иначе заставлю тебя сожрать твое же собственное дерьмо. Для начала… – я сделал многозначительную паузу и вперился в него тем самым взглядом, которым усмирил Волка. Овчаренко задрожал, как тростинка на ветру, и, сдерживая стоны, насквозь прокусил губу.
– Так-то лучше, – похвалил я. – Теперь можно спокойно побеседовать со старым боевым товарищем, – последние три слова я произнес с нескрываемым сарказмом. – Но сперва, скажи-ка, дружок, где психотропка, приготовленная для моей скромной персоны?! – я подбавил во взгляд солидную порцию расплавленного свинца.
– У н-него в кармане, – кривясь от боли, Овчаренко указал глазами на первого из убитых, заоравшего: «Тревога!» – Он… специалист по наркодопро… сам, – по щекам предателя потекли слезы. – Дмитрий Олегович! – отчаянно взмолился он. – Там еще шприц-тюбик с промедолом… Прошу вас!.. Сил больше нет… терпеть!
