— Сам понимаю, что вряд ли, — согласился Герман. — Но больше в голову ничего не лезет.
— Я думаю, надо ближайшие отели проверить, — предложил Джон. — Саймон говорил, Топорище Пополам ехал на восток. Если он решил не возвращаться в столицу, а продолжить путь…
— Сомневаюсь я, что он так решил, — сказал Герман. — Но ты прав, проверить стоит. Дай-ка, я карту посмотрю.
Герман посмотрел карту и обнаружил, что ближайший отель находится совсем рядом, всего-то в получасе езды. В этом отеле их ждал сюрприз.
— Вот идиот! — воскликнул Герман, когда обнаружил в книге учета гостей имя Топорища Пополам. — Чего он другим именем не назвался?
— Не рассчитывал, что Саймон выживет, — предположил Джон. — Помнишь, что Саймон говорил? Орк вернулся к трупам, убедился, что все мертвые, и поехал дальше.
— Он не мог убедиться, что другие два рыцаря тоже мертвы, — сказал Герман. — Если его не ослепило бластером, то микроядерным взрывом точно ослепило.
— Он мог вернуться к дороге и проверить следы, — сказал Джон.
— Или он все-таки был не один, — сказал Герман. — А кстати… Гляди!
Топорище Пополам действительно был не один. Он был зарегистрирован как раб-помощник некоего господина Роберта Нована из города Крэкборо, экспедитора работорговой компании «Дженсер Тоудз». Господина Нована сопровождали три раба: Луковый Росток, Сладкий Камень и Топорище Пополам.
— Три раба, — отметил Герман. — Три, а не два. Обычно экспедиторы по трое ездят, господин и два раба. Третий — лишний. Какие обязанности можно ему поручить? Даже не представляю.
— Если этот хмырь действительно экспедитор, он, наверное, не в первый раз здесь ездит, — сказал Джон. — А этот отель вряд ли получится миновать, очень хорошо он расположен, повезло хозяину.
— Точно! — согласился Герман. — Сейчас проверим.
И стал листать книгу назад.
Роберт Нован упоминался в книге еще трижды. Все три раза его сопровождали Луковый Росток и Сладкий Камень. Топорище Пополам не упоминался больше ни разу.
— Надо компанию проверить, — сказал Джон.
— Это ничего не даст, — сказал Герман. — «Дженсер Тоудз» я знаю, Звонкий Диск про них много рассказывал. Он однажды одного парнишку чистокровного отвел к их ветеринарам, чтобы порез на морде зашили. Девять дней парня в больнице промариновали, чуть заражение крови не устроили. Уродом стал, глаз потерял. Козлы! Но компания настоящая, не подставная. Думаю, этот Нован просто подзаработать решил. Прикинь, едешь ты в чистом поле, и вдруг подъезжает к тебе орчила громадный и говорит: «Всюду будешь говорить, что я с тобой, плачу двадцать долларов».
— Я бы за двадцать долларов не согласился, — сказал Джон.
— Ну, допустим, пятьдесят, — пожал плечами Герман. — А если на пятьдесят не соглашаешься, он достает бластер и говорит: «Тогда расплачусь пульками».
— Кстати! — воскликнул Джон. — До меня только сейчас дошло. На Топорище Пополам должны были следы остаться! Ожоги, кусочки мяса прилипшие… Хотя он умыться мог, это же не пустыня, тут ручьев хватает. Тормозишь лошадь, спускаешься в любой овраг…
Они опросили возможных свидетелей. Да, был вчера какой-то лишайный орк, от него, вроде, бульоном попахивало. Какая рубаха на нем была? Какая-то была. Грязная ли? Да кто ж на это смотрит? Не наложница, чать. Да, был тут один орк, очень большой, на вышибалу похожий. Но вроде не лишайный. Хотя кто его разберет? Ветеринар-венеролог его не осматривал, нет в штате отеля ветеринара-венеролога. И вам спасибо, ваше преосвященство, за благословение. На ночь не останетесь? Ну, приезжайте еще.
6
В скверике, разбитом во внутреннем дворе казармы номер три, есть несколько скамеек, чтобы боевые братья и сестры, не занятые текущими делами, могли спокойно отдохнуть, посидеть на свежем воздухе и набраться сил перед следующими подвигами. Книжку почитать или просто цветами полюбоваться.
На одной скамейке сидела Алиса и курила косяк. Обычно курильщики выглядят веселыми и довольными жизнью, но Алиса была мрачна, а глаза у нее были красные и опухшие — то ли мало спала, то ли много плакала.
Мимо шла Бродячка. Окинула Алису рассеянным взглядом, нахмурилась, цокнула языком и присела рядом. Алиса подозрительно посмотрела на нее, мрачно хмыкнула и отвернулась.
— Что ж ты, девочка, так убиваешься? — спросила Бродячка. — Смотреть на тебя жалко.
— Тебе-то какое дело? — огрызнулась Алиса. — Жалко — не смотри.
Бродячка вздохнула.
— Боевые сестры должны заботиться друг о друге, — сказала она.
Алиса злобно рассмеялась.
— Да какая ты боевая сестра? — спросила она. — Подстилка ты. Что в тебе Звонкий Диск нашел — не понимаю.
Бродячка вздохнула еще раз.
— А что в тебе Джон нашел? — спросила она.
Алиса мечтательно улыбнулась и снова помрачнела.
— Ты так убьешь себя в конце концов, — сказала Бродячка. — Злишься, бросаешься на всех, злоупотребляешь… Будешь продолжать — бросит тебя Джон.
Алиса уронила недокуренный косяк и расплакалась. Бродячка отложила вязание, которое начала раскладывать на коленях, придвинулась к Алисе и обняла ее за плечи.
— Поплачь, милая, поплачь, — приговаривала она, поглаживая юную самку по спине. — Легче станет.
— Легче не становится, — сказала Алиса сквозь слезы. — Убери руку, я не лесбиянка!
Бродячка переместила руку, теперь она гладила Алису по голове.
— Тебе голову помыть надо, — сказала она.
— Мыла уже, — сказала Алиса. — От салата такие колтуны — ничем не убираются. Может, постричься коротко?
— Лучше не надо, — сказала Бродячка. — Длинные волосы тебе идут. Ты такая красивая…
— Толку-то… — пробормотала Алиса.
— Зря ты так говоришь, — сказала Бродячка. — Красота — это сила. Не абсолютная, но сила. Будь у меня такое тело, как у тебя…
— То что? — спросила Алиса. — Звонкому Диску не дала бы? Получше бы кого нашла?
Бродячка покачала головой и сказала:
— Нет, ему все равно дала бы. Я ж люблю его, обормота такого.
— Тебе хорошо, — сказала Алиса. — Ты обормота любишь. Он, небось, про комплекс Синдереллы тебе не рассказывает. Я когда с Джоном разговариваю, такой дурой себя чувствую…
— Ты и есть дура, если с Джоном сравнивать, — сказала Бродячка. — Он такой умный, начитанный, сильный… Посмотришь в первый раз — заморыш заморышем, а как поближе познакомишься… Иногда аж страшно становится.
— С ним все время страшно, — сказала Алиса. — Он же бог. Я для него как собачка домашняя. Тебе хорошо, вы со Звонким Диском почти равные, а Джон… Он мне вчера такую жуткую вещь сказал… Ты, говорит, нашла себе самца слишком удачно. Как Синдерелла того дьякона. Не будет, говорит, у нас счастливой жизни. Потому что ты будешь вспоминать свое жуткое прошлое, и злиться.
