Потом были еще полчаса хождений вокруг машины, охов и вздохов, восхвалений американскому техническому гению.
Городничий, получивший истинное удовольствие от поездки, провел рукой по корпусу джипа, убедился, что тут золотом и не пахнет, повернулся к Михеевой, и криво ухмыльнувшись, видимо эта тетка и его достала, грозно спросил:
— И где тут ваше золото?
«Если эта коза сейчас полезет проверять не из золота ли моя машина и поцарапает мне полировку, пристрелю жирную сволочь» — непонятно откуда взявшаяся антипатия заставила задрожать руки.
Потом был совместный обед, на который напросились все приехавшие соседи, кроме конечно уехавшей в плохом настроении госпожи Михеевой. Я умудрился отмазаться от участия в этом застолье, мотивируя тем, что машину нужно ставить на консервацию. Слово умное и на него никто ничего не позволил себе возразить. Хотя четырех интересных девушек, дочек и племянниц соседей-помещиков, мне представили. Да и пара замужних мамаш старательно строили глазки — что ж поделаешь, глубинка, скукотища, а тут такая развлекуха и новое, очень интригующее лицо. Ладно, чуть позже я этот вопрос прозондирую, а то как-то крепостные что-то не сильно привлекают…
Вроде как первый наезд отбили без особых напрягов, но вот то, что касается секретности и скрытности моего появления… Тут кроме нецензурных слов никак не выразишь.
Когда все разъехались, и мы с генералом и городничим сидели в столовой и дядьки шмалили трубки с табаком, Осташев сделал точно продуманный и выверенный ход.
— Николай Алексеевич, раз так сложилась ситуация, и все наветы развеяны, я как раз хотел поговорить с вами. Тем более, намедни, я к вам сам собирался в гости собирался…
Городничий, получивший истинное удовольствие и от поездки и от всеобщего внимания и, особенно заинтересованно слушал мой рассказ, в котором мне пришлось импровизировать, и в несколько искаженной форме рассказывать про боевые действия в «зеленке» против дикарей и белых бандитов в Южной Америке. Война на Кавказе забрала много жизней русских солдат и офицеров и мои соображения по тактике и стратегии, почерпнутые в свое время из рассказов Димки Березина, заинтересовали обоих военных. После часа общения я почувствовал, что городничий уже практически полностью проглотил на ходу слепленную генералом легенду и всячески старается показать свое расположение. Это не то что бы настораживало, но заставляло задуматься: как бы не попросил чего, что нельзя будет отказать.
— Вы знаете, что я остался один. Сын Егор погиб на Кавказе…
«Так вот почему он с таким интересом меня слушал»
— Я последний роду Осташевых. Мой сын, Александр, носит фамилию свое матери, которую я любил, и которая умерла при родах. Тогда Сашку пришлось отправить учиться в Америку, вот видишь, что из него получилось. Я буду хлопотать о том, чтоб Александр стал следующим графом Осташевым, и вас, Николай Алексеевич, хотел просить, как старого боевого товарища посодействовать в скорейшем продвижении сего дела.
Он опустил голову и другим, глухим голосом проговорил.
— Очень хочу успеть внуков понянчить…
Городничий, лицо которого от выпитого еще больше раскраснелось, порывисто вскочил:
— Всенепременно, дорогой Павел Никонорович, посодействую. Да и сынок твой, я вижу, достойный продолжатель рода будет…
Еще бы он попробовал отказать. Когда такой человек как генерал Осташев просит о таких вещах, тут как минимум стоит прислушаться и по возможности помочь.
А я все с интересом наблюдал за городничим — дядька со всех сторон интересный и никак не соответствует тому образу, что он перед нами разыгрывает. А то, что он играет, не сильно, самую малость — это факт. Ох, будут нам от него проблемы.
Когда он уехал, мы вечером сидели с генералом за чашкой чая и тихо обсуждали сложившуюся ситуацию. Многие проблемы, что мы обсуждали вчера, сами собой решились, и нужно было хоть как-то обговорить будущие шаги. Он мне достаточно подробно рассказывал про своих друзей, кандидатов в соратники. Но в большинстве случаях это повествование превращалось в вечер воспоминаний о былых сражениях, попойках и интригах. Когда мне это наскучило, и специально выделенный для этого еженедельник уже был исписан заметками, я перевел разговор на другую тему, которая меня несколько волновала.
— Павел Никанорович, меня все волнует ваш знакомый городничий — полковник Маркелов. Что ни говорите, а сольет он нас с вами.
Осташев, оторвавшись от воспоминаний, смотрел на меня обиженно.
— С чего вы взяли?
— Да не поверил он. Это я вам точно говорю. У него должность такая, присматривать и он будет просто обязан доложить о моем появлении.
— Николай Алексеевич человек чести и мой давний знакомый и я не намерен больше от вас, господин капитан корпуса жандармерии будущего, выслушивать наветы.
Н-да. Старик закусил удела и может даже на дверь показать.
— Павел Никанорович. Давайте рассмотрим ситуацию в другом ключе. Информация обо мне все равно уйдет в соответствующие инстанции, или вы думаете что та жирная корова, Михеева, просто так успокоится? Да и среди ваших соседей найдутся доброходы, кто не применет доложить, сболтнуть, похвастаться. Это понимаем мы с вами, это понимает и городничий. И если он не доложит и информация пройдет мимо него, то у него будут неприятности, ведь именно затем его здесь и поставили — приглядывать и докладывать. И что здесь получается? Долг перед державой и дружеские отношения, а вы сами говорили, что он служака и карьерист.
Осташев помолчал, давая понять, что мои объяснения он принял.
— Ну, допустим, Александр Владимирович, я с вами согласен. Что в данной ситуации вы предлагаете? Может быть, дождаться действительно людей наделенных властью и все им рассказать? Для державы это будет лучшим вариантом.
— Мы с вами уже обсуждали этот вопрос. Скорее всего, нас запрячут подальше и попытаются использовать в своих придворных интригах. Меня это не устраивает. Если и идти на контакт, то когда мы с вами будем стоять на определенных, сильных позициях и тогда нас не будут использовать как пешек. Минимум на что я надеюсь, пользуясь шахматной терминологией, это конь или слон — сильные и подвижные фигуры.
— Хм. А не в фавориты ли вы метите, Александр Владимирович?
— Нет. Однозначно — нет. Фавориты, как самые активные персоны влияния всегда попадают в поле зрения всех спецслужб, а нам, чтоб что-то сделать, надо как можно дольше избегать этого внимания.
Генерала начал раздражать этот разговор — он был человек действия, и все мои умозрительные выкладки его начинали бесить. Но он взял себя в руки и спокойным голосом спросил:
