— Скверно, — искренне признался Гроувз. — Теперь мне самому придется тащить этот груз.
— Возможно, мы сумеем несколько облегчить ваши тяготы, — сказал Стэнсфилд.
В подтверждение его слов один из матросов «Морской нимфы» торжественно подал полковнику брезентовый рюкзак.
— В рюкзаке легче транспортировать лежащую там седельную сумку. А она, простите за грубость, чертовски тяжелая. Я бы не удивился, узнав, что у нее свинцовая прокладка, хотя меня очень просили не заниматься расспросами.
— Весьма может быть.
Гроувз знал, что седельная сумка действительно имеет свинцовую прокладку. Он только не знал, насколько хорошо свинец защитит его от радиоактивного материала — это ему достаточно жестоким образом предстояло проверить на собственной шкуре. Пусть даже эта миссия сократит ему жизнь, но поможет разбить ящеров — правительство сочло такую цену приемлемой. Служа правительству всю свою сознательную жизнь, Гроувз принял такой расклад с максимально возможным хладнокровием.
Полковник примерил рюкзак. Плечи и спина сразу же ощутили тяжесть. Если ему придется тащить рюкзак на спине, он даже сумеет обрести почти стройную фигуру. С самого времени его учебы в военной академии он был полным и никогда не страдал из-за этого.
— Полагаю, у вас есть планы насчет того, как добраться с вашим грузом до этого… Денвера, — сказал Стэнсфилд.—
Я приношу вам искренние извинения из-за своей ограниченной возможности помочь вам здесь, но у нас лишь подводная, а не подземная лодка.
Командир снова улыбнулся; похоже, ему понравилась идея плавания в Колорадо.
— Боюсь, что не смогу ничего сообщить вам об этих планах, — пожал плечами Гроувз. — По правилам, мне даже не следовало говорить вам, куда я направляюсь.
Командир Стэнсфилд кивнул с сочувствующим пониманием. Гроувз подумал, что, знай он, насколько расплывчаты планы американцев, то проникся бы еще большей симпатией. Полковнику было приказано не добираться в Денвер воздушным путем — слишком велика вероятность, что самолет собьют. Поездов ходило мало, автомобилей — и того меньше. Оставались конские ноги, езда верхом и упование на удачу. На удачу, будучи инженером, Гроувз не особенно полагался.
Дело осложнялось еще и тем, что ящеры прочно закрепились на Среднем Западе. Здесь, на побережье, они ограничивались лишь воздушными налетами. Но чем дальше в глубь страны, тем сильнее ощущались следы их присутствия.
Гроувза весьма удивляло, почему пришельцы не уделяют больше внимания океану и прибрежным территориям. Ящеры повсюду наносили удары по воздушному и наземному транспорту, но у кораблей по-прежнему сохранялся ощутимый шанс безопасного плавания. Возможно, это в какой-то степени объяснялось особенностью планеты, с которой они прилетели. Полковник тряхнул головой. У него есть более насущные проблемы, требующие раздумий.
Не последней из этих проблем являлась битва, разворачивающаяся где-то на полпути между Бостоном и Денвером. Если люди ее проиграют, можно с уверенностью сказать, что падет не только Чикаго, но и на всей территории Соединенных Штатов, за исключением Восточного побережья, сопротивление ящерам ограничится партизанскими вылазками. Если сражение будет проиграно, доставка груза в Денвер может оказаться ненужной. Но Гроувз знал, что будет двигаться в том направлении до тех пор, пока либо не окажется мертв, либо не получит нового приказа.
Должно быть, вид у него был угрюмый, поскольку командир Стэнсфилд сказал:
— Полковник, я слышал, что у вас на флоте потребление спиртного на борту запрещено. К счастью, Королевский ВМФ не придерживается столь жестокого закона. Не хотите ли подкрепиться глотком рома перед дальней дорогой?
— Ей-богу, командир, с удовольствием, — ответил Гроувз. — Благодарю вас.
— Я рад. Думаю, это принесет вам хоть какую-то пользу. Прошу вас немного подождать здесь. Я мигом.
Стэнсфилд поспешил по стальной трубе в заднюю часть лодки. «На корму — наверное, так это правильно называется у них на морском жаргоне», — предположил Гроувз. Он видел, как англичанин, нагнувшись, вошел в небольшое помещение сбоку от основного прохода. «Его каюта», — догадался Гроувз. Стэнсфилду не потребовалось заходить очень далеко — должно быть, каюта была крошечной. Койки располагались в три яруса, отделенные друг от друга считанными дюймами. Подумать, так «Морская нимфа» являла собой кошмар замкнутого пространства, перенесенный в полную грохота и лязга жизнь.
В руке Стэнсфилда ободряюще булькала темная стеклянная фляга.
— Ямайский, лучше не сыщете, — похвастался он, вынимая пробку.
Гроувз почти что языком ощущал густой и терпкий аромат, исходящий из горлышка. Стэнсфилд наполнил две приличные рюмки и подал одну из них полковнику.
— Благодарю.
Гроувз почтительно взял рюмку и высоко поднял ее… чуть не ушибив костяшки пальцев о трубу, тянущуюся по низкому потолку.
— За Его Величество короля! — торжественно произнес он.
— За Его Величество короля! — повторил Стэнсфилд. — Не думал, что янки знают этот тост.
— Я где-то читал о нем.
Гроувз залпом опрокинул рюмку. Ром проскользнул в горло столь плавно, что глотка едва ли ощутила его присутствие. Зато в желудке эта жидкость взорвалась, подобно пушечному ядру, распространяя тепло во все стороны. Гроувз оглядел пустую рюмку с неподдельным уважением:
— Да, командир, ром просто первоклассный.
— Именно так, — отозвался Стэнсфилд, пивший свою рюмку неторопливыми глотками. Командир указал на флягу:
— Не желаете ли еще одну? Гроувз покачал головой:
— Одна такай рюмка действует как лекарство. От второй меня потянет в сон. Но я ценю ваше гостеприимство.
— Вы хорошо понимаете, что для вас является наилучшим. Меня это восхищает.
Стэнсфилд повернулся лицом к западу. Движение было сделано вполне сознательно. Гроувз представил (наверное, на это и был рассчитан жест командира), как британский морской офицер вглядывается в перископ, стремясь увидеть две тысячи миль опасного пути до обетованной земли высоко в Скалистых горах, где находился Денвер. Помолчав, Стэнсфилд сказал:
— Должен признаться, я не завидую вам, полковник. Гроувз пожал плечами. С тяжелым рюкзаком за спиной он чувствовал себя Атлантом, пытающимся удержать весь мир.
— Задание должно быть выполнено, и я намерен его выполнить.
* * *
Ривка Русси чиркнула спичкой. Вспыхнул огонек. Обычно она зажигала вначале одну свечу шаббас, затем другую. Склонив к ним голову, она прошептала субботнюю молитву.
Сернистый дым зажженной спички наполнил маленькую подвальную каморку и заставил Мойше Русси кашлянуть. Толстые белые свечи были знаком того, что он и его семья прожили еще одну неделю, не будучи обнаруженными ящерами. Свечи помогали также освещать комнатенку, где скрывалось семейство Русси.
