— Конечно, я помню! — воскликнул я. — Но сейчас почему ты об этом не напомнила? Когда наставляла меня в создании этого ножа?
— Нарочно, — Изида произнесла это слово веселым и звонким голосом, мне даже показалось, что надо мной просто издеваются. — Только не подумай ничего плохого. Я хотела наглядно тебе продемонстрировать второе «но» Мечты. И не всегда же я буду стоять у тебя за спиной, чтобы напоминать о представлении свойств предмета?
— Да, ты права, — сдался я и сделал глубокий выдох. Изида была действительно права, и этот урок оказался крайне важным. Теперь я никогда не забуду.
— Ну что, повторим попытку создания кортика?
— Постой, а что с этим делать? — спросил я, кивнув на погнутый кортик в своей руке. — Как вы растворяете предметы?
— Я его просто выкину, — махнув рукой, ответила Изида. — Про разрушение — это отдельная длительная тема.
— Давай попробуем. Мне очень интересно, — попросил я ее.
— Ладно. Во-первых, уничтожать предметы может лишь тот, кто их создал. Хотя бывают и исключения, но это крайняя редкость, — начала Изида лекцию.
— То есть, ты не сможешь «уничтожить» вот этот кортик так же, как, например, те яблоки? — продолжал я свои стандартные расспросы.
— Нет, я не смогу, — пожала плечами Изида. — Поехали дальше. Во-вторых, это сложнее, чем создание предметов. С какой-то стороны сложнее. И мало у кого получается с первого раза.
— Но у кого-то ведь получается? — спросил я, сморщив лоб и широко открыв глаза.
— Да. Процентов у десяти-пятнадцати. Извини, точнее сказать не могу, статистику этого не веду, — произнесла Изида, и мы оба немного похихикали.
— Приступим? — только и задал вопрос я.
— Раз уж ты так настаиваешь… — сдалась Изида. — Закрой глаза. Прежде всего, думай о кортике, который ты держишь в своей руке. Вспомни, как ты создавал его. Вспомни, о чем думал в тот момент, какие чувства испытывал, как представлял его перед созданием. А теперь захоти, чтобы того момента не было. Чтобы ты никогда не испытывал те чувства, никогда не представлял так себе этот кортик. Пожелай, чтобы ты его никогда не создавал. Захоти, чтобы этот кортик растворился у тебя в руках прямо сейчас.
Как и при создании, какое-то время ничего не происходило. Но это ничего начинало затягиваться. Я искренне всеми силами пытался делать то, что говорила мне Изида. Но кортик напрочь отказывался подчиняться моей воли и сгинуть в небытии.
— Сейчас, дай еще раз попробовать, — попросил я Изиду, приоткрыв глаза. Я очень хотел этой второй попытки. Мне надо было оправдать ее доверие.
— Я тебя не тороплю, — тихо сказала она.
Вновь я закрыл глаза. Сделав несколько глубоких вдохов, я начал вспоминать, как создал кортик, который сейчас лежит у меня в руке. Вспоминать, как представлял его длину, как поворачивал его мысленно, как приближал и отдалял. Вспомнил, как хотел, чтобы он появился у меня в руке. Вспомнил, какой взрыв эмоций испытал после его создания. И захотел, чтобы ничего этого не было: ни этих чувств, ни представлений, ни кортика.
Открыв глаза, я увидел, что в моей руке действительно ничего нет. Я осмотрел пол на случай, если я выронил кортик.
— Получилось? — удивленно спросил я Изиду.
— Да, получилось, — улыбаясь ответила она. — Вот ты и попал в те десять процентов «тех, кто смог».
— Но я ведь проделал это со второй попытки? — недоверчиво уточнил я.
— Нет, ты лишь приоткрыл глаза и попросил еще времени. А попытка была одна. Правда, тяжело отказаться от своих желаний?
— Что, прости? — не совсем понял я сути вопроса Изиды.
— Ну, сначала ты страстно желаешь чего-то, а потом также страстно желаешь отсутствия этого. Бывает очень сложно уничтожать предметы именно из-за того, что человеку сложно переключиться.
Странно, но я испытывал такой же взрыв положительных эмоций при «растворении», как и при создании. Вот она, истинная человеческая природа: можно радоваться разрушению так же, как и созиданию…
— Повторим попытку с созданием? — перебила мой поток мыслей Изида.
— Да, мне же надо реабилитироваться за кортик из пластилина, — произнес я, и Изида расплылась в улыбке.
— Давай, делай всё тоже, что и раньше. Только теперь не забывай о свойствах самого ножа. Представь, как его лезвие ведет себя, если им что-то резать, или нагревать его на огне, или же ударить что-то и так далее. Теперь уже попробуй без моего словесного сопровождения. Действуй.
Я вновь начал погружаться в свой мир, закрывая глаза. Представил сам кортик, его длину, вес, в общем, проделывал всё тоже, что и в прошлый раз. Однако к этому добавилось еще и воспоминания (и частично элементы воображения) о свойствах материала, из которого он состоит. Как кортик ведет себя в разных ситуациях, будь то удар им по дереву, по металлу или же по стене. Как его лезвие ведет себя, если попытаться изогнуть его рукой.
Времени повторное создание заняло у меня раза в два больше, чем первое. Оно и понятно: необходимо продумать слишком многое перед тем, как пожелать создание этого. И вновь я почувствовал тяжесть в правой руке.
— Всё продумал? — спросила Изида, когда я открыл глаза и рассматривал кортик.
— Да, готов проверить свои мысли на деле, — решительно заявил я, продолжая рассматривать кортик в своей руке.
— Отлично, бей по стене. Как и в первый раз. Проверим, что у тебя получилось.
Мне очень хотелось, чтобы в этот раз всё вышло лучше, чем в первый. Впрочем, я и не сомневался, что получится лучше. Вопрос был лишь в том, насколько лучше.
Как и тогда, я переложил кортик в левую руку. Как и тогда, я ударил им от бедра по кирпичной стене. Но результат был далеко не как тогда. Его наконечник лишь немного затупился, а от стены отделился маленький кусочек и много крошек красного цвета, чем-то напоминающих песок.
— А вот теперь действительно «вау», — произнесла Изида, похлопав меня по плечу.
— Так хорошо? — поинтересовался я, всё же думая, что она лишь хочет меня поддержать.
— Более чем. Дай-ка мне этот кортик, тоже хочу попробовать, — попросила Изида, я вручил ей оружие и отошел от стены.
Сначала, она повертела его в руке, потрогала лезвие, попыталась его согнуть. Потом она взяла кортик за ручку обратной стороной, то есть, лезвие выходило из-под мизинца, а не из-под большого пальца, как брал его я. Занесла мое творение на уровень плеча и нанесла резкий и сильный удар по стене. Мне почему-то стало ужасно жалко «мое дитя». Не для того я создавал эту свою работу, чтобы ей так бесцеремонно били о стену. Наверное, такое же ощущение испытывает художник, если кто-то начинает использовать его картины в качестве орудия или, скажем, топлива для камина.
