Николай Полунин - Цербер

Андрей Львович выжидательно смотрел на нее.

— Новый шифр — «Антарес», да? — тихонько спросила Елена Евгеньевна. — Опыт удался? Работа сделана?

— Да, новый шифр «Антарес». Джин Диксон ошиблась только в интерпретации сути нового оружия. Но тогда все были помешаны на технике, даже, вот курьез, ясновидящие. И сегодняшнее испытание удалось.

— Так что я все-таки натворила? — спросила Елена Евгеньевна более твердо. — Отключила от электричества половину земного шара? Превратила Саратовскую область в территорию, временно оккупированную противником, и шарахнула из всех орудий? Что?

— Хм. — Андрей Львович довольно усмехнулся. — А ты жива еще, моя старушка.

— А ты как думал! — Елена Евгеньевна тоже выпила. Коньяк ожег губы и язык.

— В общем, ничего страшного ты не натворила, хоть и намечался для испытания совсем другой район, — сказал Андрей Львович. Собрал стаканчики и фляжку, убрал в кейс. — Иначе мы бы просто все сразу знали по сети. Малоприятные и необъяснимые моменты на территории России сегодня наблюдались, это так. Тем пикантней будет все списать на проделки зеленых человечков. Гляди новости и ахай от удивления. Пока же напоминаю, что согласно подписанному контракту ты занимаешь должность испытателя новой техники и за соблюдение секретности отвечаешь… ты знаешь чем. Поднимайся, мои ребята закончили, отвезу тебя в местный оазис.

— И на том спасибо, — устало сказала она. Пропустив Елену Евгеньевну вперед в долгих поворотах коридора, Андрей Львович сблизился со своим помощником.

— Что с ней дальше? — спросил тот.

— Пока пусть все идет, как обычно. Отдохнет, отвезем домой. Я сам отвезу, — сказал Андрей Львович.

— А потом?

— Потом видно будет. Сперва я обязан доложить.

— Но для нее…

— Для нее в любом случае — строжайший контроль. Никаких посторонних контактов. Что у нее за приключение было минувшей ночью?

— Еще не выяснили.

— Так выясняйте.

— С этим лучше всего будет…

— Сперва доложите полную картину о нем. Меня интересует прежде всего гарантия неутечки информации.

— Понятно.

— Вот и действуйте.

— Понятно. Слушаюсь.

Впереди от лифта послышался голос Елены Евгеньевны-первой, таки выскочившей из-за всех треволнений наружу:

— Ну Андрей Львович, дорогой, ну где вы там? Нельзя так в самом деле!..

— Иду, — коротко отозвался он.

Тезка-Мишка притулился на своем «Чероки» в дальнем конце пыльной улицы и пока от нечего делать наблюдал за воробьями, свирепо барахтающимися в ямках под корнями большого тополя.

«Заедает птицу вша, — лениво думал тезка-Мишка. — Совсем как мы, воробьи-то. Нас тоже все время кто-нибудь заедает. А как отпустит чуть, сами вцепиться норовим. И вся жизнь. К чему, спрашивается, она? Ни к чему. Привыкли, вот и живем, и ничем нас не пронять».

Городок был маленький, кирпичных домов в три этажа с десяток, остальное — особнячки и избы, избы, избы. Побольше и поменьше, кособокие и не очень. Улицы узкие и кривые, проезжая часть в ямах и колдобинах. Глубинка. Россия.

Мишка повозился на сиденье, хотел было включить музычку, но передумал.

«И так я здесь на своей роскошной лайбе, как чирей у нищего на заднице, — подумал он с неудовольствием. — Но делать нечего, надо ждать. Гаденыш должен выйти с минуты на минуту».

Мишка ждал появления Шурика Шнурка, младшего брата одного из амбалов, которых положили в придорожном кафе Алик и шеф Михаил. Он не знал Шурика в лицо, имел только описание и адрес, полученные самым простым способом: в кафешку вошли двое из бригады, которую тезка-Мишка вызвал для этого дела, дождались, пока зальчик покинули случайные посетители и положили на прилавок два автомата дулами к буфетчику. Ему даже в голову не пришло что-то скрывать.

В текущий момент те парни продолжают пить пиво в кафешке, а остальные на двух машинах ждут Шнурка непосредственно у выхода из дома.

Тезка-Мишка хорошо видел их со своей позиции. Два побитых ржавых «жигуля-копейки», металлолом, такие при нужде не жалко будет бросить. С тем и брались.

Тезка-Мишка руководил операцией, но это только прибавляло ему осторожности и осмотрительности. Он не хотел подводить шефа Михаила.

«Уж Петька, понтярщик, на моем месте хвост бы пораспустил», — подумал Мишка. Он немного знал Петьку и прежде, и они хорошо сошлись теперь, по работе у Михаила.

Мишка подумал об Алике, лежащем сейчас в лубках, о Надьке, которой переламывали по одному пальцы на руке. У него было свое чувство справедливости, у Мишки. Его кулаки, лежащие на руле, сжались.

Из калитки того дома показался длинный сутулый парень, по описанию — точный Шнурок. Осмотрелся по сторонам. На стоящие чуть поодаль две машины внимания не обратил. Двинулся развинченной походочкой в сторону Мишки.

От разукрашенного ларька, торчащего дурным пнем посреди деревенской улицы, отделился Очкарик, которому было поручено затеять с Шуриком разговор. Тезка-Мишка представлял себе этот разговор от слова до слова.

«Слышь, земляк, где у вас тут можно ханки хорошей взять?» — спросит Шнурка Очкарик.

«Гы, а какой тебе? — ответит Шнурок. — Эта, что ли, нехорошая?» И кивнет на ларек.

«Тут виски нету. Мне виски нужно, «Чивас Регал», знаешь такую марку?»

«Ну?»

«Ну вот, мне говорили, что по ларькам у вас в городе где-то должно быть. Я его сильно уважаю».

«Кто говорил?»

«Мужик один, его кто-то из ваших, местных, тут угощал. Серега Силачонок, может, знаешь?»

«Серега мне брат», — скажет Шнурок и помрачнеет. И насторожится, понятно.

«Во! Тем более должен знать». — Очкарик обрадуется очень натурально. Еще когда учился в университете, Очкарик в ихнем театре играл, не на первых, правда, ролях. С самим Пельшем, говорит, был знаком. Зато теперь он — король. Среди Мишкиных знакомцев ни один, как Очкарик, не мог.

«Убили братуху. Вчера похороны были».

«Ох, е…» — скажет Очкарик.

В это время сзади к Шнурку подойдут двое, которые незаметно вышли из «Жигулей».

Тезка-Мишка вгляделся… ага, уже подошли.

«Да, земляк, бывают дела, — скажет Очкарик. — Но ты все равно нам покажи, где достать виски-то. Братана твоего помянем. Садись в машину, да?»

Весь разговор о виски был изобретением Мишки. Алик упомянул в больнице, с чем подъехал к ним тот амбал. Вот как аукнется, так откликнется.

Мишка увидел, как дернулся Шнурок. Сейчас самый рискованный момент. Вся надежда на искусство Очкарика и тех, кто подошел сзади.

«Шепнешь звук, — негромко, но внятно скажет ему один из двоих, — на ремни порежу, паскуда». — И в спину Шнурка уткнутся два острия.