Ознакомительная версия.
Трупы уже вытащили… если это можно было назвать трупами… их вытащили из обгорелого подъезда пятиэтажки и затушили пламя на верхнем этаже. Все это раскладывали на сноровисто расстеленном брезенте подручные генерала Проносова, рядом выкладывали подозрительно целые автоматы, а сам генерал Проносов с героическим видом стоял чуть в стороне и давал интервью очаровательной даме лет тридцати, на которой была накидка с логотипом первого канала. Даму эта звали Надежда, она была выпускницей факультета журналистики МГУ и, несмотря на молодость, была известной журналисткой, даже, кажется, какие-то премии получала. По Дагестану она ездила спокойно и без опаски, брала интервью и у чиновников, и у предпринимателей, что в Дагестане часто было одно и то же, и у военных, и у фээсбэшников – у всех. Никто ее не трогал, и она была вхожа в любой кабинет по очень простой причине – переспала со всеми. Нормальной сделкой для нее был «секс за интервью», и если еще десять лет назад многие бы побрезговали – то теперь никто не брезговал ничем. Такие времена были.
Увидев Чернова, Проносов запнулся на полуслове – он, кажется, рассказывал, как его служба за год ликвидировала уже второго дагестанского амера и ликвидирует и третьего, и четвертого – как только их выберут. В общем, как бывший президент пообещал – мочить в сортире однозначно. Интервью он закончил, но как увидел Чернова, так и косился на него глазом, как косится лошадь, почуявшая волка.
Чернов тем временем подошел к расстеленному брезентовому полотнищу – никто не посмел его остановить, – посмотрел на обгорелые головешки, которые когда-то были людьми. Опытным взглядом заметил – две женщины, один подросток, от двенадцати до шестнадцати. Подростки тут тоже воевали – брали в руки оружие и воевали, они были даже страшнее, чем взрослые боевики, страшны безоглядным фанатизмом, подростковой жестокостью и готовностью умирать за то, во что верили. Нет ничего страшнее, чем подросток с оружием. Казаки – а в Махачкале теперь тоже были и казаки, и Союз ветеранов – не раз и не два сталкивались с такими вот подростками. Каждое такое столкновение заканчивалось кровью.
Конец интервью Проносов скомкал, Надежда нервно оглянулась, увидела Чернова и тоже помрачнела. Сунуться к нему она даже не пыталась – одного раза хватило. Чернов просто обошел стол, повернул ее к себе спиной, но не положил грудью на стол, а смачно приложил всей пятерней по заднице, а потом выгнал из кабинета. Были все-таки и те, кто брезговал.
– Что тебе здесь нужно? – недобро спросил Проносов, Чернов был его злейшим врагом, со своей нацгвардией и казачеством он вечно стоял у него на пути.
– Хочу поздравить тебя с очередной победой, – спокойно ответил Чернов.
– Когда я поздравлю тебя с твоей? – с ядом в голосе спросил генерал.
Чернов проигнорировал явный выпад в свою сторону.
– Ты ничего не хотел у них спросить?
– А что у них спрашивать? Это ты любишь спрашивать.
– Ты прав. Настанет время, когда я спрошу у тебя.
Двое мужиков с несколькими годами разницы в возрасте стояли друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза, и даже подчиненные генерала Проносова замолчали, глядя на все это, на незримую дуэль двух мужчин.
Первым не выдержал генерал, он отвернулся, хотел позвать Бадаева и что-то ему поручить, но не для того, чтобы он это сделал – а для того, чтобы просто почувствовать рядом с собой какого-то своего человека, не быть одиноким. Он отвернулся, ища глазами Бадаева, голос которого он только что слышал рядом, взгляд генерала скользнул по людям, по разворошенному двору, и вдруг…
Боже!
Человек в штатском, с приколотой карточкой пропуска стоял у бронетранспортера и не отрываясь смотрел на него. Он знал этого человека, хотя предпочел бы забыть, не знать… столкнуть это безумие в самые дальние тайники памяти, запереть их на сто замков, чтобы больше никогда и никак они не посещали его. Но это был именно он, человек из Грозного, постаревший, но все же он, стоявший и смотревший на него – он стоял, смотрел, и в глазах его тлело пламя.
Какое-то время он держал его взгляд, а потом повернулся и скрылся за бронетранспортером.
Что делать?!
Можно было бы кликнуть Бадаева или Мугуева и приказать схватить этого человека, сказать, что это террорист или координатор, или связник террористов, что угодно сказать, только бы они его схватили. Потом пытками заставить его заговорить… господи, какими пытками, этот человек будет молчать, его надо просто убить. Убить и все… и наплевать, что за ним придут другие и третьи… наплевать, что он продался, и дьявол явился за товаром.
Время платить по счетам…
Но самое главное – здесь был Чернов. Проклятый Чернов, он все сразу поймет… узнает. Рано или поздно… кто-то из них уничтожит другого.
Иногда генерала посещала мысль, что Чернов знает.
– Товарищ генерал…
Голос пробился в мозг через нарастающий шум в ушах – как при аварийной посадке…
– Потом… – отмахнулся генерал.
Украдкой глянул на Чернова – и с ужасом заметил, что тот неотрывно смотрит туда же, куда смотрел он сам, Проносов, в сторону астматически пыхтящего старым движком бронетранспортера.
Остаток дня у генерала получился скомканным. Сначала доложил ситуацию заместителю директора ФСБ, курирующему вопросы борьбы с терроризмом, получил от него похвалу, означавшую, что еще какое-то время его трогать не будут. Еще вчера он бы обрадовался, а сейчас ему было не до этого. Потом поговорил по телефону с представителем президента по региону, тот был в отпуске, в Швейцарии. Потом наскоро, не вчитываясь, подписал документы, которые ему подсунул адъютант – в числе их было такое, что волосы дыбом, проблема всех руководителей – порой подписывают документы, не читая. Зашла Кристина – у генерала и впрямь был «бес в ребро», иногда не по разу в день они работали с секретными документами, а сейчас генералу было не до нее, и он грубо отправил ее из кабинета. Потом достал из тайника в диване – в сейфе держать не рисковал – бутылочку настоящего дагестанского коньяка, не отравы, а того, что для себя и для друзей гонят. Хлебнул прямо из горлышка – не помогло. Не отпустило…
И ничего удивительного не было в том, что когда они сворачивали на освещенную, заасфальтированную улицу коттеджного поселка, где был и коттедж генерала – генерал, ехавший в «Субурбане», увидел, как, когда машина начала поворачивать во двор, в припаркованном на противоположной стороне улицы салоне черного «Мерседеса» что-то вспыхнуло.
– Внимание! Опасность, машина слева! – это заметили и охранники.
– Отставить, – сказал генерал, – стойте.
Несмотря на приказ генерала «Субурбан» все же въехал во двор, замыкающая кортеж машина осталась на улице, блокируя подход к дому. Ворота закрылись, вооруженные автоматами бойцы службы физзащиты ФСБ окружили кортеж.
Генерал вышел из машины.
– Я прогуляюсь. Никому за мной не ходить.
– Но товарищ генерал… – начал старший смены.
– Кто генерал, вы или я? – расчетливо психанул генерал. – Это не по вашему уровню допуска! Гости из Москвы пожаловали! Стоять здесь, а то пожалеете, что на свет белый родились, вашу мать! Исполнять приказ!
Решительным шагом генерал пересек двор, вышел на улицу через калитку, сильно хлопнув дверью.
Капитан ФСБ, отвечавший за охрану генерала, до крови закусил губу. Дело было гнилое, и случись что – отвечать ему.
– Барсов!
– Я.
– Бери винтовку. Лезь на крышу.
– Есть.
– Тищенко.
– Я.
– У тебя к пулемету есть ночник?
– Так точно.
– Ставь и лезь следом. Подстрахуешь. Остальным готовность!
«Мерседес» – новенький, только в прошлом году пошедший в серию шестисотый – стоял на обочине, не включая фар, свет от уличных фонарей переливался на причудливо изогнутых гранях кузова, играя. Навстречу генералу распахнулась дверь. Передняя пассажирская.
Генерал решительно сел в машину, дверь захлопнулась за ним на электродоводчике, стоило только тронуть, увесисто и солидно, даже звук тут был солидный, значительный.
В машине был только один человек. На первый взгляд. Генерал, не стесняясь, обернулся, сунулся, проверил, нет ли кого на заднем сиденье или между сиденьями. Человек, сидевший за рулем, каркающе расхохотался.
– Там никого нет.
– Проверить не помешает… – ответил генерал.
– Зачем? Ты же наш друг. А друзей не надо убивать. Их надо беречь.
– Что тебе нужно, Гоги? – спросил генерал. – Ты хочешь еще раз испытать свою судьбу? Ты мертв – к чему ты вернулся сюда?
Человек снова засмеялся – он был таким же жизнерадостным и тогда… в Сухуми, когда они взяли его. И в Грозном он тоже веселился…
– На твоем месте я бы задал другой вопрос, друг.
– Какой же?
– Если жив я – то не может ли так получиться, что жив амер. А это важно… очень важно для тебя, дорогой…
Ознакомительная версия.
