первым же рейсом. Вместе с этой дурой, – кивок в сторону вопящей женщины, – если она пожелает.
Согласие дуры, конечно же, было сразу получено.
Эрвин не ходил по домам – он по-прежнему мотался на Южный кряж и обратно в компании обездвиженной Юлии и радовался тому, что мозг катера примитивен и формализован: если хозяйка на борту, то дела идут нормально, а под принуждением она или нет – кого волнует?.. Кораблик был не умнее самой твердолобой лусианской старухи, разве что не шамкал.
Но днем накануне исхода рейсы прекратились.
– Теперь нашу пленницу можно освободить, – сказал Эрвин.
– Что? – не поверил ушам Андрей. – Она же улетит! А катер…
Ответ не обрадовал:
– Катер нам больше не понадобится. Он бесполезен. Остатка топлива не хватит даже для выхода на низкую орбиту. И не хватит для еще одного – безвозвратного – рейса на Южный кряж.
Андрей мысленно выругался. Сколько еще слабых и немощных не переброшено в безопасное место! Еще остались матери с детьми, старики, больные и просто слабосильные… Не говоря уже о ценном имуществе. Ладно, подумал он, справимся. Есть еще три флаера и две антиграв-платформы – будут челноками сновать туда-сюда во время марша, как и наметил Эрвин…
– Тогда не стоило перегонять корабль сюда, – сказал Андрей.
– Я нужен здесь, – очень просто ответил Эрвин и вдруг прищурился. – А ты, я гляжу, не отказался бы разграбить катер – там, на новом месте. Удивительная эволюция блюстителя закона… Брось. Незачем ссориться с Террой из-за какого-то катера.
– Здесь он так и так погибнет…
– Правильно. А мы-то тут при чем? Мы просто его одолжили.
Ладно, пусть я не блюститель, а мародер, подумал Андрей, тихо свирепея. А сам-то ты кто? Ловкач. Беспринципный ловкач и притом – надо отдать тебе должное – безукоризненный логик. Где твое человеческое? Машина ты ходячая, и раздражать людей умеешь, как никто другой, но, наверное, тебе это для чего-то надо, все последствия тобой просчитаны. И ты, конечно, доволен тем обстоятельством, что эвакуацию пришлось возглавить мне, а не покойному Тому. Случайна ли его смерть? Улик против тебя нет, я твердо знаю лишь то, что Том не подошел бы для этой работы, да и в ее необходимость поверил бы не сразу, тянул бы и тянул время…
– А что Юлия? – спросил он, чтобы даже в уме не развивать эту тему. – Бесится? Угрожает?
– Молчит.
– А и правильно, – рассудил Андрей. – Какой ей смысл теперь беситься?
За час до захода оранжевого солнца в путь тронулись повозки. Быки с могучими подгрудками ревели, жалуясь на духоту, но, понукаемые стрекалами и хлопками кнутов, с медленной бычьей мощью потянули тяжело нагруженные телеги и наскоро сколоченные арбы. Вокруг животных почем зря крутились насекомые, садились на кожу, слизывали пот. Впереди на низкорослой лошади ехал самый толковый из пастухов, назначенный проводником. Он был закутан, как личинка, в подобие бурнуса, сработанного из старой простыни, а на голове имел тюрбан из тряпок.
На закате тремя колоннами потекла пешая масса. Общее руководство Андрей возложил на Олсона. Старосты следили за порядком в своих общинах. Каждый взрослый мужчина, продев плечи в лямки, нес на спине тяжелый мешок, старики, подростки и женщины тащили меньший груз. Все еще было очень жарко, нагретый базальт не спешил расстаться с накопленным за день теплом. Когда под ноги легла тощая земля с торчащими там и сям пучками жесткой травы, стало чуточку легче.
Над степью колыхалось марево, ветерок с океана гнал на сушу не прохладу, а вонь. Люди оглядывались, чтобы в последний раз посмотреть на поселок. Вздыхали, смаргивали слезы, бормотали ругательства. Когда – спустя примерно час – поселок скрылся за пологим бугром, женщины запричитали. Кто-то прикрикнул на них, кто-то прикрикнул на прикрикнувшего, завязалась свара. Полицейскому Финли пришлось стрелять в воздух, чтобы развести готовых подраться мужчин.
– Сил много, девать некуда? Подставляй спину, я на тебя еще один мешок взвалю! Что, не хочешь? А ну, марш в свою колонну – и гляди у меня!
Оранжевая заря погасла. Кровавый Глаз понемногу взбирался в зенит, и много человеческих глаз следило за ним с ненавистью. Зачем он явился из космической дали, для чего вообще существует? Что люди ему сделали, почему он решил нарушить их покой? Как пращуры могли оказаться столь беспечны, что упустили из виду эту тусклую вредную звезду? Вопросы были однообразны, ответов не было совсем.
Грузовики с водителями сконцентрировались на космодроме. Таможня и диспетчерская пустовали, никто не позаботился прикрыть распахнутые ворота складов. Ни одного флаера, ни одной антиграв-платформы не маячило на пустыре – до рассвета им надлежало перебросить на Южный кряж привезенную Эрвином гору оборудования. После чего еще целые сутки им придется возить мешки с орехом и всякую всячину, и лишь потом они могут переключиться на людей. За платформы Эрвин не особенно беспокоился, они прочные и высоко не летают, спокойно дойдут и по радиолучу, но флаерами управляли наскоро обученные юнцы, что нервировало, как всякая частная задача, допускающая лишь вероятностный анализ вместо точного расчета.
Ждали беженцев из деревни на том берегу Быстрицы. Спустя час после заката пришло семь человек, включая двух малявок на отцовских плечах.
– Где остальные?
– Они не хотят уходить, – объяснил Андрею старший. – Говорят, будь что будет.
– Потоп им будет! Что скажешь? – обратился Андрей к Эрвину. – Может, слетать к ним, когда вернется первый флаер?
Тот покачал головой, ничего не сказав. Андрей понял его мысль: можно спасать глупцов, можно спасать упрямцев, но спасать глупых упрямцев – себе дороже. Он так же молча кивнул в ответ.
Если вовремя образумятся – может, и успеют уйти. А нет – значит, нет. Лишь детей нестерпимо жаль.
– Догоняйте остальных, идите по вытоптанной траве, – сказал он старшему в группе. – Транспорта сейчас нет. Если поторопитесь, то догоните до рассвета. Еда-вода есть?
– Есть, – тяжело дыша, отозвался старший. – А можно мы передохнем немного?
– Сам решай…
Вернулся первый флаер и брякнулся о грунт, как сундук. Едва управлявший им мальчишка выскочил из кабины, как Андрей хищно схватил его за ухо.
– Ты как с имуществом обращаешься, балбес и сын балбеса? Нежнее надо, нежнее! – рычал он, свирепо крутя ухо. Мальчишка извивался и вопил, что он-де и так старается изо всех сил.
Эрвин не вступился за своего выученика, зато неожиданно вмешалась Юлия:
