…«УАЗ» как-то странно дернулся, раз и другой, как будто водила вдруг запамятовал, как переключать передачу. Затем, прокатившись еще несколько метров по инерции, остановился.
– Блин горелый! – выругался в сердцах сержант-контрактник. – Что-то с движком неладное! Одну минуту, товарищ полковник, счас я взгляну, что там такое…
Он выбрался из кабины, не забыв прихватить с собой «калаш». Забросив автомат за спину, открыл капот и, склонившись над двигателем, стал судорожно рыться в его внутренностях.
Романцев широко зевнул, тяжело повел головой из стороны в сторону, чтобы хоть немного размять затекшую шею; затем тоже выбрался наружу через правую переднюю дверь, занавешенную «бронником». Он посмотрел на часы: они провели в дороге немногим более двух часов. В машине он угрелся и даже – что с ним очень редко случается – успел немного вздремнуть. Опять, в пятый или в шестой раз за последний месяц, ему приснился довольно необычный, похожий на видение или на постнаркотический глюк «ерушалаимский» сон… Кстати, как и прежде, он так и не разглядел, что ж за панорама разворачивается с того холма, куда постоянно его «заносит»… М-да… Хорошо, что командировка подходит к концу: через пару-тройку дней, когда вернется в Москву и отчитается перед руководством, можно будет взять отпуск и устроить себе полноценный отдых, потому что нервы, определенно, уже на пределе.
Шедшая впереди небольшая колонна федералов, следующая в райцентр Шали, успела уйти вперед уже на добрых полкилометра. Позади транспорта, единственными пассажирами которого были Алексей Романцев и временно прикомандированный водитель-контрактник, шел еще один «уазик», замыкающий, в котором – как вскоре выяснилось – сидели трое. Эта машина также остановилась. Поначалу казалось, что ее водитель и пассажиры не хотели выходить наружу, под проливной дождь, а попросту дожидались, чтобы один из двух выбравшихся из остановившейся на дороге машины людей подошли к ним и объяснили, в чем причина задержки.
– Вот что, сержант… Вы со своим «горелым блином» разбирайтесь в Шалях! А сейчас вызовите по рации старшего колонны и сообщите о ваших неприятностях!
– Не боитесь, товарищ полковник, мы свое наверстаем! – неожиданно веселым голосом сказал контрактник. – Прокатим, как на американских горках! Будет вам «драйв», и еще какой…
«Что за ахинею он несет? – испытывая все возрастающее раздражение, подумал Романцев. – Ну и подсунули же мне бойца…»
Он вытащил из кармана початую пачку «Кэмела», но закурить не успел: из другого «уазика», сразу с двух сторон, на раскисшее, забросанное местами желтовато-серой глиной полотно дороги выбрались трое рослых, как-то неожиданно даже высоких, под два метра, и весьма крупногабаритных мужиков, экипированных в форму армейского спецназа.
Их лица были сокрыты под шлем-масками, но Романцева это нисколько не насторожило: среди федералов есть такие, кто, опасаясь за себя и своих близких, предпочитают в людных местах носить маски.
Здесь, правда, место не из самых оживленных и людных, но если эти ухари не хотят светить свои рожи перед милицейским полковником, то и флаг им в обе руки.
Романцев ждал, что они скажут, но дождался совсем другого. Двое верзил, зайдя с боков, ловко вывернули ему руки назад, а третий своим шнурованным башмаком вдавил выпавшую из рук полковника сигаретную пачку в раскисшую чеченскую землю…
Романцева отконвоировали в ложбинку меж двух холмов, где схоронился почти невидимый на фоне мшистых склонов пятнистый армейский джип. Спустя минуту в мокром кустарнике показался серо-зеленый «УАЗ». Машина, на которой в составе колонны добирался в Шали Романцев, так и осталась стоять брошенной на дороге, до которой отсюда было, наверное, около сотни метров. О том, что с этого места можно выбраться не только по гравийной дороге, но и по проселку, похоже, знали лишь эти четверо в армейском камуфляже.
Самое неприятное для Романцева заключалось в том, что водитель-контрактник оказался сволочью и предателем.
Двое по-прежнему держали Романцева под локотки, третий караулил возле джипа и «уазика», присматривая еще и за дорогой на Шали, а четвертый, очевидно, старший, подойдя вплотную к плененному ими федералу, своей затянутой в кожаную перчатку рукой забрался во внутренний карман бушлата полковника и извлек оттуда пачку его личных документов.
Перелистнув паспорт и заглянув в служебное удостоверение, старший сунул чужие документы себе в карман.
– Признайся, Алексей Андреич, такого поворота событий ты не ожидал, верно?
– Феликс?! – изумленно выдохнул Романцев, узнав знакомый голос. – Какого?!. Как ты здесь оказался и… что это за представление вы тут устроили?!
Он дернулся – но тут же понял, что из таких тисков не вырваться.
– Объясни, наконец, что происходит!
– Слишком длинный получится разговор; полковник, – сказал старший. – Гм… Сергей, трупешники, надеюсь, высший класс?
Тот, что стоял слева от Романцева, молча кивнул головой.
– Экипировка, документы… Короче, все там нормально, да?
Тот снова кивнул.
– Вы меня знаете, если что-то не так, я вам головы поотрываю, – сказал старший. – Кстати, «безбашенный труп» тоже имеется в комплекте? Ну и прекрасно…
Человека, который стоял напротив него, Романцев знал уже лет эдак пятнадцать. Одно время они с Феликсом Ураевым даже дружили семьями. Но потом так получилось, что оба развелись со своими женами, после чего общаться им доводилось уже гораздо реже.
– Артем, заснимешь все на видеокамеру, – распорядился Ураев, обращаясь, очевидно, к стоящему справа от Романцева боевику. – Как только водила жахнет по «уазику» из «мухи», сразу включай камеру… Двухминутного ролика хватит с лихвой… А там по коням и ходу отсюда!
У Романцева появилось чувство, что нечто похожее с ним уже было, но что именно и когда – он так и не вспомнил.
Ураев сверился с часами.
– Сегодня двадцать третье ноября, четверть второго пополудни… Так и запишем в рапорте!
Он вытащил из кобуры необычной формы пистолет, в котором Романцев узнал «климовский» спецствол, стреляющий быстрорастворимыми ампулами, начинка которых зависит от намерений того, кто пользуется этой эксклюзивной штуковиной.
– Понимаешь, дружище, – задумчиво произнес Ураев. – Ты ведь упертый… а у меня – приказ! Знаю, что уговаривать тебя бесполезно. Я мог бы прихватить с собой шприц-ампулу, и дальнейшее было бы почти безболезненно… Но ситуация такова, дорогой полковник, что боль и страдание уже вошли в нашу с тобой жизнь… Так что у меня нет иного выхода.
Произнеся эту не слишком понятную для Романцева фразу, Ураев прицелился и мягко нажал на спуск…
