«Надо сказать Вазиру, чтобы выслал разведчиков», – подумал Арлинг, и, поправив повязку на глазах, стал спускаться к лагерю. Халруджи привык ко многим суевериям кучеяров, но их страх перед слепотой по-прежнему раздражал его, каждый раз напоминая, что нить, соединяющая его с миром зрячих, была очень тонка.
Едва слышный скрип песчинок заставил Арлинга насторожиться. По походке он узнал Гасана, одного из телохранителей Сейфуллаха. Уже не молодой кучеяр испытывал к халруджи отеческие чувства и следовал за ним повсюду, стараясь облегчить службу у капризного капитана каравана. Иногда Арлингу казалось, что если бы судьба столкнула его с таким заботливым опекуном раньше, в его жизни многое могло быть иначе.
– Поздно уже, – пробурчал старый воин. – Не отходи далеко. Гадюку видели.
– Я в порядке, – ответил Арлинг, пряча улыбку. – Что наш маг говорит о погоде?
Гасан повернулся к угасающей полоске заката. Он уже поужинал, и от него пахло острым бараньим супом и медовыми лепешками. Ветер слабо теребил его плащ и ерошил жесткие волосы, едва слышно скребя песчинками по обветренной коже. Арлингу казалось, что он слышал, как бежала кровь в венах старого стражника, но это, конечно, была игра воображения.
– Слава Омару, все спокойно, – сказал Гасан. Наклонившись, он подобрал с земли горсть сухой пыли и, пришептывая, бросил ее себе под ноги. Кучеяры считали, что песок лучше всех охранял от дурных вестей и сглаза, и рассеивали его по ветру тогда, когда Арлинг предпочел бы сплюнуть или постучать по дереву.
– Бури ушли на восток, сейчас не их время. Халдун, собачий сын, клялся бородой, что до самого Балидета небо будет таким же ярким и чистым, как сапфиры на парадном клинке капитана. Сладкоречивая гиена! Легко предсказывать погоду, когда сезон теббадов давно прошел. В одну безлунную ночь духи отправят этого паука к праотцам. Знаешь, сколько Сейфуллах заплатил ему за то, чтобы тот согласился оставить работу в храме и разделить с нами… хе-хе… трудности пути?
Арлинг покачал головой, надеясь, что поблизости нет соглядатаев Халдуна, походного мага, и поспешил перевести разговор на другую тему.
– Ты не видел Вазира? Нужно послать людей на разведку. Как-то странно тихо, не замечаешь?
В этот момент грянули тамбурины, и звонкий голос певца тоскливо вывел первые слова протяжной песни. Люди готовились провожать последнюю ночь в пустыне – большой праздник для любого кучеяра, возвращавшегося из долгого путешествия.
Гасан рассмеялся, но прислушался. Арлинг кожей чувствовал, как старый воин пытался различить что-либо кроме музыки и гула толпы, собравшейся вокруг артистов.
– Напрасно стараешься, – прервал он его. – Вокруг действительно слишком тихо, поверь мне. И это странно. Ветра нет, пески не скрипят, насекомые не летают…
Гасан еще некоторое время слушал ночные звуки, но потом махнул рукой.
– Ты, конечно, слепой, и слышишь, наверное, лучше меня, но сейчас у тебя нервы шалят. Или воображение разыгралось. Смотровые вернулись всего полчаса назад. На многие сали вокруг все спокойно. К тому же, капитан велел усилить посты. Люди будут гулять, мало ли что случится. Расслабься и не тревожь лишний раз этого пса Вазира. Чтоб ему журависом обкуриться, да в песках сдохнуть!
Арлинг не ответил и подумал о том, что Гасану следовало бы осторожнее отзываться о начальнике стражи. Сейфуллах уже несколько раз намекал ему на отставку, больше доверяя льстивым речам Вазира, чем опыту старого воина.
– Так он у капитана? – уточнил Арлинг, уже зная ответ. Где еще Вазир мог курить журавис, как не у Сейфуллаха, который за долгое путешествие пристрастился к наркотику настолько, что халруджи всерьез подумывал о некоторых радикальных мерах, которые он предпримет, когда караван вернется в Балидет, и мальчишка сложит с себя обязанности капитана. Например, обливание ледяной водой и порошок из ракушек зинари натощак вполне подойдут для лечения избалованного юнца, который за десять месяцев успел изрядно помотать ему нервы.
– Оставь эту идею, Арлинг, и не вздумай отправляться в пустыню сам, – рассердился Гасан. – Конечно, этот шакал у капитана. Лижет пятки ему самому, а заодно и другим купцам. Их там, в шатер, набилось, как песка в мои сапоги. Лучше сыграем в кости, а постовые пусть делают свою работу. В конце концов, им за это платят. Прости, забыл, что ты за идею служишь. Никогда не понимал, зачем тебе это надо. Так ты со мной?
– Нет, Гасан, я лучше пойду спать, завтра будет трудный день, – солгал Арлинг, похлопав вояку по плечу. Ему было жаль старика. Он еще был силен, но годы неуклонно давали о себе знать. Возможно, это станет его последним путешествием – доносчиков в лагере хватало.
Арлинг проводил стражника до навеса, где собрались охрана Сейфуллаха. Он испытывал сильное искушение воспользоваться правом первого слуги капитана и отправить несколько человек на разведку. Тем самым, испортив себе остаток дня. Вспыльчивый начальник стражи, наверняка, усмотрел бы в этом личное оскорбление.
«Ладно, пусть сегодня все будет правильно», – решил халруджи, перешагивая через натянутые веревки шатров и навесов. Они едва ощутимо дрожали в потоках теплого ветра, постанывая от прикосновений мелких песчинок, рассыпанных в воздухе. Идти в шатер Сейфуллаха не хотелось.
«Ведь проблема не в том, что начальник стражи откажется послать смотровых еще раз», – подумалось ему. Вазир, который стремился любым способом занять теплое место при дворе Аджухама в Балидете, несомненно, отправит целый отряд прочесать окрестности вплоть до самого города. «Проблема в том, что ты устал от этой игры», – заключил Арлинг и внезапно остановился. Это были опасные мысли, которые следовало немедленно развеять по ветру. Если он и дальше будет допускать их, то три года службы у Сейфуллаха превратятся в чистые листы его жизни.
Сейфуллах Аджухам, как и подобает капитану каравана и сыну главы Торговой Гильдии Балидета, разместился в просторном шатре, в котором умещались приемная, три гостиных, спальная, кабинет, столовая, оружейная и небольшое помещение для личного слуги, то есть, для Арлинга. Роскошь, от которой халруджи отвык за годы жизни в Сикелии, раздражала его не меньше, чем повязка слепого.
Пустыня не изменила своего поведения, по-прежнему настораживая непривычным молчанием. На миг ему показалось, что он услышал крадущиеся шаги песчаного льва в зарослях чингиля, но звук был слишком невнятным, чтобы с точностью определить его происхождение. Да и от кустов его отделяло приличное расстояние в сотню салей.
Арлинг почувствовал на себе взгляд раньше, чем осознал, что за ним наблюдали.
