Даже если они соответствуют легендам, кто сказал, что сегодня они появятся вовремя? Кто знает, где они? Возможно, застряли на какой-нибудь дальней планетке. Возможно, попали в плен или ранены. Или мертвы.
Некоторые взрослые даже шепчут себе: «Они могли даже пасть».
Потому что существуют различные истории. По Голографической сети их, конечно же, не услышишь, в конце концов, Голографическую сеть контролирует кабинет Верховного канцлера, и даже прямодушный искренний Палпатин не позволит таким историям просочиться. Но шепот слышен повсюду. Шепотом произносятся имена джедаев, которые якобы никогда не существовали.
Сора Бальк. Депа Биллаба. Джедаи, которые пали во тьму. Которые присоединились к Сепаратистам или того хуже — которые убивали мирных жителей, а порой и своих соратников. У взрослых появляется неприятное предчувствие, что джедаям нельзя доверять. Больше нельзя. Что даже величайшие из них могут просто взять и… переключиться. Взрослые знают, что легендарные герои — всего лишь легенда, а вовсе не герои.
И этих взрослых не могут утешить их отпрыски. Палпатин в плену. Гривус уйдет безнаказанным. Республика падет.
Никакому человеку не остановить цунами. Никому даже не стоит пробовать. Даже Кеноби и Скайуокеру.
И вот по всей Галактике взрослые смотрят Голографическую сеть, и у них болит там, где расположены их сердца.
Потому что взрослые не видят радужной ряби пространства — от гиперпространственных прыжков. Потому что не видят, как два истребителя сбрасывают ускоряющие кольца и ныряют в самую гущу сражения.
Два истребителя. Машины Ордена. Всего два.
Двух достаточно.
Двух достаточно, потому что взрослые все же ошибаются, а дети — правы.
И хотя время героев заканчивается, но лучших оно приберегло напоследок.
Тьма великодушна.
Первый дар ее — покров. Наши истинные лица лежат во тьме, скрываясь под маской кожи, наши истинные сердца таятся внутри нас. Но величайший из покровов ложится не для того, чтобы скрыть нашу истину, он прячет нас от истины всех прочих.
Тьма защищает нас от того, чего мы не смеем узнать,
Второй дар ее — утешение. В объятиях ночи нас баюкают ласковые сны, красоту которых губит грубый дневной свет. Но величайшее из утешений в иллюзии, что тьма непостоянна: ведь каждая ночь несет в себе новый день. Но это иллюзия. Потому что это день — не навсегда.
День и есть иллюзия.
А третий дар тьмы — это свет. Дни потому и существуют, что ночь разделяет их; как не было бы звезд, не будь бескрайней черноты, сквозь которую они летят в своем вечном вращении. Тьма сжимает свет в объятиях и исторгает его из недр самой себя.
Но в каждой битве со светом побеждает именно тьма.
Заградительный огонь был непроницаем. Но громче барабанной дроби тревожного писка сенсоров дефлекторного поля и рыка двигателей кабину мотало от турболазерных залпов, которыми обменивались корабли, скопившиеся на орбите. Закрученный хитрой спиралью полет сквозь сражение порой так близко проходил от разрывов, что истребитель подбрасывало, и тогда пилот ударялся затылком о подголовник ложемента. И как никогда начинал завидовать клонам: по крайней мере у них на головах были шлемы.
— Р4, — позвал он по внутренней связи, — не мог бы ты хоть немного сдемпфировать перегрузки?
Дроид, устроившийся в специальном гнезде на левом стабилизаторе машины, просвистел фразу, подозрительно напоминающую извинения. Пилот хмуро глянул на него. Р4-П17 слишком много времени проводил в беседах с эксцентричным астромехаником Анакина и явно набрался дурных манер.
Дорогу вновь перегородили полосы огня. Пилот заглянул в паутину Великой силы, отыскивая безопасный коридор.
Такого не было.
Он негромко зарычал сквозь зубы, пуская машину в облет очередного разрыва, который легко ободрал бы с его истребителя обшивку, словно кожуру с перезрелого иторианского звёздника. Ненавидел он такие путешествия. Ненавидел.
Терпеть не мог летать против дроидов.
Засипел комлинк кабины.
— Нет еще дроида, который сумел бы летать лучше вас, учитель.
Новые краски в голосе бывшего ученика все еще удивляли Кеноби. Спокойная уверенность. Зрелость. А казалось — лишь на прошлой неделе Анакин был еще десятилетним мальчишкой, который ныл не переставая, лишь бы упросить, чтобы ему показали новую форму владения мечом.
— Прости, — пробормотал Кеноби, роняя машину в пике, чтобы пройти в шаге от турболазерного выстрела. — Я говорил вслух?
— Какая разница, даже если нет? Я знаю, о чем вы думаете.
— Неужели?
Кеноби отыскал за колпаком кабины бывшего падавана, который летел над ним вниз головой так близко, что если бы не разделяющий их транспари-стил, можно было пожать друг другу руки. Оби-Ван улыбнулся.
— Новый подарок Великой силы?
— Не ее, учитель. Опыта. Вы всегда так думаете. Оби-Ван все надеялся услышать в голосе Анакина прежний задор и беспечность. Не случилось. И не услышит никогда — после Джабиима. А возможно, и Геонозиса.
Война выжгла из парня беспечность.
Оби-Ван не сдавался, то и дело пытаясь зажечь в падаване былую улыбку. Анакин столь же упорно не отвечал.
Они оба старательно притворялись, что война их не изменила.
— А-а…
Оби-Ван снял руку со штурвала и указал своему перевернутому другу вперед. Туда, где бело-голубое сияние разделилось на четыре следа ионных двигателей.
— А что опыт говорит по поводу вон тех истребителей?
— Что нужно… отваливать!
Оби-Ван именно этим вплотную уже занимался — уводил истребитель в сторону, противоположную той, куда метнулся Скайуокер. Вражеские пушки полосовали пространство между ними, казалось отслеживая цель быстрее, чем та убегала.
Сигнал захвата в прицел не утихал: два дроида не отпускали его. Остальные, судя по всему, выбрали Скайуокера.
— Анакин! «Скользящие челюсти»!
— Мои мысли с вами!
Истребители ушли в огненную спираль. Автоматические корабли, не отставая, заложили такие виражи, которые убили бы живого пилота на месте.
Название маневр получил в честь паука-сабельника с Кашиийка, чьи жвалы напоминали хорошо заточенные ножницы. Дроиды быстро нагоняли добычу, лазеры прожигали вакуум с обеих сторон. Джедаи прочертили в пространстве зеркальный рисунок и в итоге зашли друг другу в лоб. Для обычных пилотов — чистое самоубийство. При таких скоростях замечаешь напарника, когда реагировать уже поздно.
Но пилоты не были обычными.
Их руками владела Великая сила, и машины, развернувшись брюхом друг к другу, промчались мимо, едва не опалив краску на бортах. Их преследователи считались новинкой среди дроидов Торговой федерации, но даже их электронные рефлексы оказались медленными: две машины столкнулись. Обе исчезли в огненных лепестках взрыва.
