Для меня было честью работать над таким невероятным произведением, и я направил все силы на этот заказ. Перчатка явно была для Железных Рук пустяком, но при виде тонкости и совершенства работы я понял, какие великие навыки были вложены в её создание. Я слышал о чудесных руках Ферруса Мануса, но мысль о том, что я работаю с шедевром самого примарха, одного из сынов Императора, дала мне цель и вдохновение, о котором я не мечтал даже в самых удивительных грёзах.
Я трудился день и ночь, избегая всех людей, и тем отпугнул многих состоятельных покровителей. Великолепие перчатки подняло мою страсть и способности к новым высотам измышлений и за месяц я создал чудо — золотой реликвиарий с такими тонкими деталями, деликатной филигранью и драгоценными камнями, что его можно было смело поставить рядом с древним хранилищем мощей того, кого считали святым, и не устыдиться.
Хотя Император запретил поклонение ложным богам и нечистым духам, у меня было несколько старых, заплесневелых книг, спасённых из развалин поверженного святилища другом из Консерватории, знавшим о моём интересе к таким вещам. Разговоры о богах, духах и магии были явной чепухой и мрачными преувеличениями, но эти верования вдохновляли на символизм и чудесные произведения. Кружащиеся линии, пересекающиеся волны и спирали такой захватывающей сложности и идеальной формы, что я мог часами смотреть на чудесные узоры и не терять интереса.
В этих книгах я нашёл идеальное вдохновение, и законченная работа была прекрасна.
При виде её лорд-генерал заплакал, и по многим нашим встречам я знал, что он не привык показывать свои эмоции. Он обнял меня и заплатил за заказ двойную цену, и мне потребовался весь самоконтроль, чтобы не отказаться от денег. Само разрешение работы над таким шедевром было достойной платой.
Вести о реликвиарии разнеслись по миру, и спрос на мои таланты возрос ещё сильнее, но ничто более не поднимало меня к таким творческим высотам. Даже при этом мои работы были изумительными и вскоре привлекли внимание тех, кто творил будущее мира сего и тех, что таятся за усеянными звёздами небесами. Однажды студёным днём, когда я трудился над ониксовым камнем, пронзавшим в эфесе серебряный шар, путь моей жизни изменился навсегда.
Человек, судя по манерам благородный, но внешне не примечательный, вошёл в мою мастерскую у подножия гор Сахиадри и терпеливо дождался моего внимания. Он разговаривал вежливо, с акцентом, который я не мог различить, и предложил мне место в неофициальной артели, которую намеревался создать. Я улыбнулся старому слову, ведь сейчас его использовали немногие — слишком напоминало о давно мёртвом тиране. Когда я полюбопытствовал, из кого будет состоять артель, мужчина заговорил о ремесленниках, поэтах, драматургах и историках, мужчинах и женщинах, которые будут путешествовать с флотилиями крестового похода Императора и станут свидетелями величайшего предприятия в истории нашего вида.
Мы покажем, что такая организация необходима, добавим вес к растущему хору голосов, ратующих за более формальное и законное прославление воссоединения человечества. Мы покажем, чего сможет достигнуть такая организация. Наша задача будет не менее важной, чем у воинов экспедиционных флотилий!
Он заметил моё веселье и улыбнулся, когда я отклонил предложение. Я был счастлив на Терре и не горел желанием путешествовать в неведомые уголки космоса. Откинув капюшон, он позволил длинным белым волосам раскинуться по плечам и сказал, что высочайшая власть просит моего сотрудничества. Мне хотелось засмеяться ему в лицо, но я не осмелился, увидев в глазах мужчины глубины понимания и воспоминания, которых хватило бы на целый мир. Этот человек, этот обычный человек с весом целого мира в глазах, просто положил белоснежный конверт на верстак и сказал как следует подумать, прежде чем отказываться.
Он ушёл без лишних слов, оставив меня наедине с конвертом. Лишь много часов спустя я осмелился его поднять и долго вертел в длинных пальцах, словно пытаясь понять, что внутри. Открытие означало молчаливое согласие с предложением, и мне не хотелось покидать уют мастерской. Конверт скрепляла капля алого воска, и моё сердце замерло, когда я узнал перекрещенные молнии и двуглавого орла.
Но, как и любой творческий человек, я проклят ненасытным любопытством. В конце концов, я открыл конверт, как и рассчитывал мой посетитель, и прочитал его содержимое. Написано было как просьба, но слова были такими красноречивыми, такими страстными и полными надежды и власти, что я сразу понял, кто писал. Гость, чью личность я теперь знал, не солгал, когда говорил о важности человека, которому потребовалось моё присутствие.
В тот же день я собрал свои скромные пожитки и направился к горам Гималазии, чтобы присоединиться к своим спешно собранным спутникам. Я не буду пытаться описать бесконечное величие Дворца, ведь одних слов будет недостаточно. Это хребет, превращённый в исполинское здание, чудо света, которое никогда и никому не превзойти. Гильдии ремесленников стремились превзойти друг друга в прославлении деяний Императора, творя монумент, достойный единственного, кто мог нести такой почётный титул без настоящего имени.
Сейчас ранние дни проносятся для меня как миг, хотя возможно мозг просто умирает от недостатка кислорода. Достаточно сказать, что вскоре я уже отправился во тьму космоса, где бессчётные стаи звездолётов теснились в небесах и алчно высасывали топливо и запасы из огромных континентальных хранилищ на геостационарной орбите.
Наконец, я увидел корабль, который станет моим домом почти на двести лет, левиафан, сверкающий отражённым блеском луны. Он блестел белым, когда грациозно разворачивался, чтобы принять на борт флотилию катеров и шаттлов с планеты. То был «Мстительный Дух», флагман Гора Луперкаля и его Лунных Волков.
Я быстро освоился на борту, и, пусть пожитки и были скромными, у меня было внушительное состояние и лишь немногим меньшее тщеславие. Всё это позволило мне продлить срок жизни и сохранить внешность благодаря превосходной омолаживающей терапии. Лёжа сейчас на полу мастерской ремесленной палубы «Мстительного Духа», я думаю, что можно было бы и не беспокоиться. Какой толк от чуть меньшего числа морщин вокруг глаз и более гладкой кожи, когда каждый вздох может стать последним, а блаженный покой наполняет разум от умирающих частей мозга?
Я преуспел на флагмане 63-ей экспедиции, создал много прекрасных работ и часто получал заказы на украшенные ножны, почтенные знаки, особые обеты и всё такое. Многие из других летописцев, как мы стали известны после Улланора, стали моими друзьями: одни добрыми, другие плохо выбранными, но все были достаточно интересными, чтобы время на борту было для меня крайне приятным. Один из них, Игнаций Каркази, пишет такие весёлые непочтительные стишки про астартес, что боюсь он однажды потеряет их расположение.
