Мне было скучно, невыразимо скучно…Жизнь казалась пресной и блеклой, словно неведомый художник смешал все краски и все, что у него получилось – серость. Я как будто долго спал и никак не мог проснуться. Так и жил. Что бы ни делал…
Моя связь с Маринкой показалась такой незначительной и не то, что ни к чему не обязывающей, а просто ненужной ни ей, ни мне. Просто по сравнению с теми яркими чувствами, которые я испытывал в другой жизни к другой женщине, симпатия к Марине была лишь отблеском настоящей любви. Как свеча лишь подобие пожара…Как нынешняя моя жизнь была лишь отблеском того первобытного но гораздо более осмысленного существования. Жизни, где от моего решения и существования зависели жизни других людей, а я зависел от них. И мы были так неразрывно связаны, что никакому ульевому конгломерату не снилось. Я постоянно возвращался в мыслях к своим близким, беспокоился о них. Как там Хаймович? Косой? Роза? Моя Роза. И мой ребенок. Роза же была на сносях. У нас должна была родиться дочка. Понятия не имею, откуда это я знал, но в своем знании я был уверен. А все из-за того треклятого жетона, что я нашел в вертолете…Порой мне казалось, что он влиял на меня и в этой жизни. Каким-то непостижимым образом я обрел некоторые знания, вернее интуитивные предчувствия решение проблем.
Ткнув пальцем в кнопку пуска, по звуку кулера знал, заведется материнка или нет. Вслушивался в нечто невидимое и приходило понимание: Южный мост тухлый. Жесткий с ботами. Блок питания – алла акбар. Оперативка битая. Проц перегревается. В работе это здорово помогало. Но проблем в моей жизни не стало меньше. Хотя большинство проблем стали казаться мелкими и незначительными, поскольку от них не зависела напрямую ни чья жизнь. Да и враги были какими-то мелкими, которые напакостят, испортят обо мне начальственное мнение, да и только. Хм! Пока, я, позабывшись, чуть не выкинул в окно одного умника, который решил, что может на меня покричать. Держа его за ногу, я шагнул к окну и вдруг очнулся. Опомнился. За окном на миг мелькнули, привиделись знакомые с детства развалины нашего славного города. Вдруг вспомнил, что я не Толстый, а скромный сисадмин затюканный юзерами, и держу в руках не посланца Джокера, а всего лишь начальника отдела маркетинга. А он верещит как заяц, попавшийся в силок, и дурно пахнет. С ними так бывает в минуту опасности…Не знаю как начальниками отделов маркетинга, а с зайцами и с прочей живностью точно бывает. Они испражняются, как говорит Хаймович, чтобы врага запахом отпугнуть. В чем я лично очень сомневаюсь, ни волку, ни лисе это аппетит не испортит. А то, что гадят они от трусости и осознания близкого конца, более вероятно.
В общем, поставил я этого типа на пол, даже полы пиджака нам нем оправил и кажется галстук подтянул. И вышел из кабинета. Ноги сами несли меня в первую городскую больницу, где полгода назад я отдыхал в коме. И где Мухин Игорь Николаевич с помощью новомодного прибора привел меня в чувства. Мне почему-то верилось, что стоит мне подключится и я опять буду среди своих. Жизнь моя наполнится осознанием предназначения и смыслом. Я хотел оказаться там, где по-настоящему любят и ненавидят. Где под словом друг подразумевают не того с кем пьешь пиво на футболе и сплетничаешь в каптерке о высоком начальстве. Друг – этот тот человек, те люди, за которых без раздумий отдашь жизнь, а они отдадут за тебя. Потому, что жизнь единственная ценность, которая имеет смысл. Я хотел оказаться там, где с врагом не заискивают, и не улыбаются, и не прячутся за лживыми словами, а встречают острием ножа. Я хотел оказаться там, где один Бог мне судья а не начальник.А не тип в большом кабинете с дорогой мебелью, не человек с полосатой палочкой, не равнодушная тетка за стеклом, для которой люди – это галочки в бланках и РНН в квитанциях. Вся душа моя рвалась назад. К истиной жизни, без прикрас и ложных ценностей. Все что накипело за все это время, клокотало в груди. Ощущал себя паровым котлом и спешил из всех сил. Лишь бы крышку не сорвало, да днище выдержало. С усмешкой, подумал я про себя. Пролетев минут за двадцать три квартала, я оказался у здания больницы. Бросив монету в автомат и получив шарик с разовыми бахилами, помчался по коридору. На мою удачу Игорь Николаевич был у себя. До сих пор помню те первые мгновения возвращения в эту реальность. Когда все казалось диким розыгрышем, и я ожидал, что вслед за Мухой в палату войдут Роза и Хаймович. А Косой криво улыбаясь, скажет: Ну и заспался ты друг! Но этого не случилось. О прожитой жизни в другой реальности я никому не рассказывал. Еще бы! После комы такое рассказать, значит быстренько переехать в другую палату другого отделения. Знакомые, конечно, заметили, что я переменился. Стал молчалив. Ушел в себя. Шумных компаний не избегал, но поддерживать разговоры на пустяковые темы не любил. Стал больше уделять внимание политической обстановке. И с тревогой ожидать грядущих катаклизмов. Хотя сознавал, что если что и случится, то не здесь и не так. Ведь в этой реальности Мухин Игорь Николаевич был не ученым генетиком, а нейрохирургом. Не было в нашем городе секретного НИИ. Сама шестнадцатиэтажка пребывала на месте. Но в маленьких кабинетах обосновался проектный институт. Где денно и нощно корпели над проектами инженера и архитекторы. Познакомившись с их сисадмином, проверил чем они занимаются. Шесть пива и два часа непринужденного разговора. Пока Андрюха бегал отлить, я заглянул в сервер и ничего интересного не обнаружил. Поиски Хаймовича, хоть он и остался в моей памяти как 'вечный жид', тоже ни к чему не привели. По прежнему адресу он не проживал. Фамилии его я не знал. Была зацепка, что он занимался компами. Но где? Когда? В каком времени и реальности? Может, в нашем мире он далек от железа? А преподает игру на скрипке в музыкальной школе? Зацепка слабая. На всякий случай я периодически забивал в поисковике Моисея Хаймовича. И процеживал пользователей. Из тысяч различных и разрозненных Хаймовичей мне нужен был всего один. Но даже если среди них и был искомый, то он или не жил в нашем городе, или не имел своего ящика. В общем, результаты поисков другой реальности сводились к нулю. А все что я пережил в коме, можно было свести к побочному действию прибора, который провел мне перезагрузку мозга. То, что в той и этой реальности фигурировал Мухин, объяснялось простым Дежавю. Ведь я был его пациентом, и периодически навещал больничку. И какая-то часть сознания могла сделать Мухина участником моих сновидений.
Казалось бы, нужно успокоиться. Воспринять произошедшее, как игру разума, и побыстрее забыть. И скорее всего я так бы и поступил. Не попадись мне заметка об археологических раскопках под Омском и о тетради в клеточку, как неумной мистификации некоего бывшего сотрудника, уволенного за этот беспрецедентный случай. Фамилию сотрудника в статье упомянуть забыли. Зато, разместили фото одной из страниц тетради. Содержание этой страницы автор статьи и высмеивал. А говорилось там…Пробежавшись глазами по тексту я жирным курсивом выделил для себя следующие предложения, и почувствовал как сердце молотом забилось в груди. 'СОСЕД остался единственным близким человеком кого я знал до войны. С ним я и поделился РАСТВОРОМ. Как и в моем случае, омоложение организма не произошло, но процессы старения если и не прекратились, то значительно замедлились…' И в самом конце: 'Приматы не менее древний вид, чем гомо сапиенс, однако они остались приматами. Без искры божией, не стать обезьяне человеком. В этом я убеждался все больше и больше, активируя спящие гены и плодя невиданных доселе уродов. Циклопов, ХИМЕР, АМФИБИЙ,- целый ряд животных с необычными свойствами'. Матерь Божия! СОСЕД, это ведь Хаймович?! ХИМЕРА?! Как же! Помню! Прирезал ее Кот, когда она в моем облике дрыхла. А пишет это? Записки эти стало быть Мухи! Гениального ученого генетика! Кто еще мог создавать этих тварей? Только он! Меня как током прошило. И я понял, что все правда.