Ознакомительная версия.
День моего возвращения в Ринермо был как раз тем периодом жизни, когда надо было дать разрыдавшемуся сердцу вдоволь наплакаться и успокоиться. Именно поэтому я, устало прихрамывая, брел по белым улицам, и именно поэтому я прошел мимо.
Меньше чем за час я обошел весь Ринермо, точнее всю его центральную часть. Не без труда мне удалось отыскать тот ресторан, в котором восемь лет назад я с товарищами отмечал какой-то безымянный праздник. На неоновой вывеске «Мама Клоринда» горели только две буквы «М» и «К», а одно из окон было забито фанерой. «Стоит ли заходить сюда или поискать местечко поаккуратнее», — размышлял я, прислонившись к витому фонарному столбу. Дилемму в пользу Мамы Клоринды помог решить мой правый бок, который нещадно болел от долгой ходьбы. В прошлом году я со своей веселой командой попал под огонь войск коалиции в Лянцах. Самое обидное было то, что мы не были повстанцами, и вся эта политическая возня в Славии интересовала нас ровно настолько, насколько политика вообще может интересовать разбойников. Но, увы, никто не застрахован от того, что называется «оказаться не в том месте, не в то время». Потеряв одного бойца, мы прорвались сквозь кольцо войск коалиции и только минут через десять, уже в машине, я обнаружил, что из моего бока торчит зазубренный осколок. Рана никак не хотела заживать и даже сейчас часто напоминала о себе.
Стряхнув на пороге снег с обуви, я вошел внутрь. У окна сидела молодая парочка, а за барной стойкой какой-то усатый тип с огромной кружкой местного пива. Я поднялся на второй этаж и занял место в углу.
Только я успел перевести дух и заказать чашку кофе, как заскрипели ступеньки, ведущие на второй этаж ресторана, и в зал вошла та самая девушка, с которой мы встретились на улице при столь необычных обстоятельствах.
Зал был невелик, да и посетителей в нем, кроме меня, не было, поэтому гостья сразу же увидела меня и подошла к моему столику. «Поблагодарить, наверное, хочет, что не выдал её», — пронеслось в голове.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — ответила мне незнакомка каким-то серебряным голосом. — Я присяду?
— Присаживайся, дорогая, в ногах правды нет. — Я отодвинул для нее ногой стул, и девушка села. Отчего-то мне показалось, что моя новая знакомая слегка смущается.
— Я Катарина, — представилась она.
— Марко. — Я протянул ей руку, и она сразу подхватила её и крепко пожала с неожиданной для девушки силой. Мое рукопожатие как будто приободрило Катарину. Неловкое напряжение отступило, и она заговорила слегка сбивчиво, но уже более раскованно.
— Хотела сказать «спасибо». Я вообще редко попадаюсь… второй раз вот так. Поначалу даже слегка испугалась, думала уже бежать но… не пришлось, слава Богу. Спасибо.
— Не за что, — улыбнулся я. — Не думаю, что с того господина убудет. А ты ему даже одолжение сделала, позволила поучаствовать в благотворительной акции в пользу нуждающихся.
Мы с моей новой знакомой, не сговариваясь, рассмеялись.
— Вот… — Катарина достала из кармана деньги, очевидно, половину содержимого кошелька, явно намереваясь отдать их мне.
— Это совсем не обязательно, — сказал я и тут же подумал, что прозвучало как-то жестковато. Приготовила ведь девчонка, заранее отсчитала моя долю, а я отказываюсь, принца из себя строю.
— Ладно, если очень хочешь поблагодарить — заплатишь за обед, идёт?
— Идет, — радостно согласилась Катарина и убрала деньги.
Знакомство состоялось. Напряжение окончательно улетучилось, и мы разговорились, так, как могут разговориться либо старые знакомые, либо люди, у которых очень много общего. Катарина, как и я, приехала в Ринермо из северо-западной Славии, почти без гроша в кармане. Она тоже была не в ладах с законом, и её тоже совершенно не интересовала политика. После того как началась гражданская война, детский дом в городе Лянцы остался без надзора, и его обитатели, в числе которых была семнадцатилетняя Катарина, оказались на улице в самом буквальном смысле этого слова. Часть вчерашних детишек пополнила ряды бродяг, часть была завербована повстанцами, имевшими острую нужду в молодых бойцах. Катарина попала в отряд полевого командира Драгана по прозвищу «Боян». Надев военную форму и взяв в руки оружие, ребята почувствовали себя настоящими профессионалами, которым под силу если и не все, то очень многое. Первый же бой вернул детдомовцев на грешную землю, грязные, избитые, до полусмерти напуганные и оглушенные, с глазами побитых собак, они жались к огню костра и до смерти не хотели возвращаться туда, где страх на пару со слепой смертью превращали живых людей в манекены с пустыми, широко открытыми глазами.
— И долго вы у Бояна были? — поинтересовался я.
— Что-то больше года вроде, — задумалась Катарина, прикидывая в уме время. — Потом Боян погиб, и отряд раскололся, ну а дальше — кого постреляли, а кто разбежался.
— Если мне память не изменяет, там всю высотку, где штаб квартира была, с землей сравняли.
— Именно так. А ты откуда знаешь? В газетах только о погоде и знаменитостях писали, — рассуждала девушка, — значит, где-то рядом был, по соседству?
— Ну да, по соседству. Имели дело с вашими, но, правда, редко. Политические они, ты не обижайся, такие же разбойники, но только никогда в этом не признаются, ещё и молодым всякой ерундой головы забьют, чтоб умирали с радостью.
— Это точно. Я бы с удовольствием к вашим ушла, только не приглашал ваш командир, как его звали, не знаю… — задумчиво сказала Катарина, глядя себе под ноги, и тут же сама улыбнулась своей серьезности.
— Ну почему же «звали», он жив, хотя и не очень здоров, сидит перед тобой, и зовут его — Марко, слышала?
Глаза девушки округлились: — А как же! Кто ж не слышал. Ты, как Робин Гуд, про вас разве что песни не поют. Вот почему меня к себе не звал? Я бы ни секундочки не думала.
— Ну, вот теперь приглашаю, присоединяйся, коли хочешь. Правда… у меня уже и команды-то нет, один я остался.
— Теперь не один! Я с тобой буду. — Глаза девушки буквально светились от детского восторга. — А правда, что вы театр ограбили, когда там сам президент альянса оперу смотрел? А кортеж посла из Атланты?
— Кортежи послов несколько раз брали, их только ленивый грабить не станет, в театре тоже были, но про президента… это вы лишку хватили. — Я не смог удержаться от смеха. — А ты по карманам здорово лазишь, я признаться, аж удовольствие получил.
— Скажешь тоже… здорово, — щеки Катарины порозовели, а я невольно залюбовался. Как же я люблю эту естественную и нелицемерную скромность, что так редко теперь встретишь в людях. Людях, которым не одно десятилетие подают бесстыдство под соусом добродетели.
Ознакомительная версия.
