Все уже привыкли к их матерному соперничеству, а сегодня тихо, даже необычно как-то. Чего-то не хватает.
Валерка, это неформальный лидер их небольшой группы, невысокий белобрысый парень, с вечной улыбкой на лице. Группы? Скорее компашки, на которые разбились первокурсники. Одна, Валеркина, к которой, так уж вышло, прибились и они с Лёшкой. Другая, банда, так они себя называли, группка-компашка Ваньки Лешего. Немного повыше Валерки, чернявого, смуглого, с чуть раскосыми глазами, парня. Правда, фамилия у него не Леший, совсем даже не мистическая, совсем даже обычная, русская, Фёдоров, но всем он представлялся как Иван Леший. Оба и Валерка и Ванька, заводные и компанейские, с ярко выраженными организаторскими способностями, так выразился как-то, правда немного с сарказмом, их старшина и воспитатель, Петрович. Но вот, почему-то, ни тот, ни другой, на дух не переносили друг друга. И была ещё третья группка, молчунов отшельников, этакие, независимые и сами себе на уме, даже без вожака. Но те держались особняком, да, и не очень-то были, и дружны.
Сам же Сашка, лидером не был. И зависимым, от кого либо, тоже, просто не хотел, да и в душе, наверное, и не смог бы. Но вместе веселее, одному скучно. Он не высокий, худой, если не сказать худющий, с тёмным кучерявым ёжиком волос, но со светлой кожей и правильными чертами узкого лица. Серо стальные, на первый взгляд, равнодушные глаза. Но, если узнать человека получше, это окажется совсем не так. В них может плескаться и тепло участия, и холод ненависти. Всё это, и лицо и глаза, и, конечно, независимый характер, привлекало к нему людей, особенно, девочек в интернате, и в то же время отталкивало парней. Потому и друг у него был только один — Лёшка. Все остальные приятели.
Сашка немного прибавил и догнал друга, поравнялся. Тот бежал и как будто не замечал, что бежит, дышал спокойно и ровно. Это с его-то ростом и весом.
— А где Валерка-то с Ванькой, их нет… Неужели в нарядах, опять?
— Не видел, Сань — ответил тот — не знаю… После зарядки на разводе узнаем. Хотя-а… Нет, не узнаем. Петрович ничего не скажет и дежурный тоже… А тебя вызовет ректор…
— Что-о? — Сашка, аж, подпрыгнул и, чуть было не запнулся, но Лёшка вовремя вздёрнул его за шиворот, и просто перенес через, валявшийся на дороге камень.
— Осторожнее, говорю, под ноги смотри…
— Откуда, знаешь, что Петрович с дежурным ничего не скажут и меня вызовут.
Лёшка, на бегу пожал широкими плечами — знаю и всё, сам не пойму, откуда. Не приставай Сань. Разберусь, расскажу. У самого башка кругом. Как будто на апперкот нарвался. Смотри вон тот длинный, Ванькин подпевала, сейчас в лужу рюхнется… Во… Видал… Прямо как неуправляемая торпеда… — Хохотнул он.
Сашка, раскрыв рот, остановился, но тут же опомнился и вновь догнал друга.
— Лёш?
— Не приставай, сам знаю… Вчера это почувствовал. А сегодня проснулся, за минуту, до того, как ты кровать начал трясти. А ты чего, сам-то, на кровати, утром скакал. Верку Никодимову вспомнил?
— Лёш, кончай, а? Ты же знаешь, не было у меня с ней ничего.
— Знаю, шучу я Сань, отвлечься от мыслей хочу. Расскажи чего-нибудь, о то хреново мне…
— Со мною мама утром разговаривала — упавшим голосом полу-признался, полу…
Впрочем, не так важны слова. Сашка сказал, и всё тут. Ему, очень хотелось, что бы это была именно она, очень. — а я, дурак, испугался и проснулся.
— Значит жива, матушка твоя, помнишь тётя Зина рассказывала… Если мёртвые снятся, то помянуть их нужно. Но они никогда с живыми не говорят. А если вдруг, заговорят, то живы они, значит. Только живые с живыми говорить могут.
— Помню… Теперь дождаться отбоя не могу. Может опять приснится…
— А зачем ждать, сосредоточься, и сам с ней поговори, вот сегодня на психотренинге… Нам же по четырнадцать, а в этом возрасте, «псих» говорил, просыпаются способности. Не у всех, но у большинства. Может это твоя такая способность проснулась.
— Может… Тогда лучше бы до поры, до времени, что б никто, ничего не знал, а то «псих» замучает, как «толстого». Ни минуты покоя. Расскажи, опиши, напиши, покажи…
— И..? Ну, покажешь, может, чего нового увидит — расхохотался Лёшка.
Сашка, тоже прыснул.
— Всё, двести метров осталось… Эх, я бы ещё кружочков пять нарезал… А потом бы в спарринг — проговорил Алексей огорчённо и прибавил скорости. Выкладываясь по полной.
— Ну, держись Лёха — крикнул ему в спину Сашка, тоже прибавляя — кто первый, тому компот.
Сашка, впрочем как всегда легко обошёл грузного друга и встретил того за финишной чертой. Простым бревном, положенным поперёк круговой беговой дорожки, вокруг громко именуемого полигоном, заросшего кустарником холма.
— Ну, что? Компот мой? — Рассмеялся Сашка, хватая друга за рукав.
— Ага, щас, шишь тебе, я с тобой не спорил… И так уже три дня компот не пил. Хитрый ты Саня… И откуда, только, такой взялся..? Сам придумал, сам выиграл…
Сашка весело и громко заржал…
— Курсант Мирт. Выйти из строя…
Прозвучали слова дежурного офицера после поверки личного состава первого курса.
Сашка строевым шагом, как и положено, вышел.
— К начальнику академии, бегом марш — скомандовал дежурный.
Александр, козырнув и ответив — есть, бегом к начальнику — сорвался с места.
— Курсант Александр Мирт… — Задумчиво посмотрел на него ректор академии, когда Сашка доложился по всей форме.
— Расскажите курсант, какими такими судьбами вы оказались в нашей академии? — И, не выслушав ответ, нажал кнопку на столе — Людмила Михайловна, личное дело курсанта Мирта, мне, пожалуйста. Его нет в базе данных. Только имя и номер — бросил начальник академии, немного в сторону.
— Да, Евгений Александрович… — Послышался женский голос из скрытых динамиков.
— И откуда ты такой, на мою голову? — вновь перевёл взгляд на Александра, стоящего на вытяжку перед ним, ректор — файл личного дела не открывается. Вся информация, я подозреваю, удалена. С какой целью? Александр, не подскажите?
— Иркутский военный детский дом-интернат, господин ректор — отрапортовал Сашка — больше я ничего не знаю.
— Понятно, сирота со способностями, и хотел бы выгнать, да не могу… И где-то очень высоко, у тебя сидят покровители… Что даже базу данных академии подчистили. Собственно, поэтому я тебя и вызвал, хотелось посмотреть, кто же это у нас, такой особенный.
В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, вошла полная пожилая женщина с папкой в руке.
— Разрешите, Евгений Александрович? Личное дело на Мирта Александра Евгеньевича, две тысячи сто тридцать третьего года рождения, по данным обследования. Первый курс.
— Давайте — вздохнул ректор — хорошо, хоть до бумаг пока не дотянулись…
— Евгений Александрович? — Прошагав через весь обширный кабинет, секретарь положила ему на стол бумажную тощую папку — что-то ещё?
— Да, два чая с лимоном и сахаром, если можно…
— Сейчас, одну минуту — развернулась она и с любопытством окинула взглядом Сашку. В приёмной она на него и не смотрела, только рукой махнула.
И вдруг замерла — Саша? Митт? Твоя фамилия Митт?
Сашка, по граждански пожал плечами и, вдруг, в голове всё перемешалось, сознание помутилось и стало темно, и… И… И всё равно… Ни волнений, ни тревог.
Он открыл глаза. С графином воды над ним маячило лицо секретаря ректора.
— Ну, слава богу, пришёл в себя. Только не вставай, полежи ещё немного. Как ты себя чувствуешь?
Но ответить Сашка не смог, не успел, в голове бился в истерике тот же голос, что и утром — Саша, Сашенька, что с тобой, я потеряла с тобой связь… Что, что с тобой..?
Он вновь закрыл глаза и прислушался к этому голосу — мама? — спросил он мысленно.
— Саша, родной мой, говори, говори со мной, не пропадай, ради бога, не пропадай…
— Мама? — Опять спросил он.
— Да, да, это я? Что с тобой?
Сашка и не заметил, что повторил это слово вслух, не открывая глаз.
