стал видим. Кувыркающаяся металлическая масса, оставляющая за собой облака из обломков. Ореол из имматериальных энергий мерцает вокруг нее, кровь из раны, которая выплюнула останки из эмпирей в реальное пространство. Шепчутся благословения, чтобы защититься от любой демонической или порожденной варпом твари, которая могла остаться, прицепившись к мертвому корпусу.
Десять тысяч километров. Название корабля-трупа стало разборчивым, выгравированное вдоль покореженного острия носа.
Высочество Сир Армадюк.
II. ПРИЗРАК
Тишина.
Ничего, кроме тишины. Невесомая пустота. Бледный желтый свет других звезд светил лучами сквозь незакрытые ставни иллюминаторов и медленно и равномерно омывал стены и потолок.
Призрак открыл глаза.
Он плыл, бесплотный, посторонний, наблюдающий за жизнью, которую он оставил позади, сквозь туман вуали смертности. У него не было имени, не было воспоминаний. Его разум был холоден. Смерть украла у него все жизненноважные мысли и чувства. Он был отделен, навсегда свободен от чувств, от усталости, от боли и тревог. Он стал призраком в месте, где когда-то жил.
Он больше не был частью этого. Он мог только смотреть на мир, который оставил, бесстрастный. Вещи, которые многое значили, когда он был жив, были бессмысленными. Долг перестал быть понятием. Надежда стала смехотворно бренным качеством. Победа была пустым обещанием, которое кто-то когда-то дал.
Свет беспечных звезд медленно двигался. Вдоль палубы, вдоль стен, вдоль потолка, вокруг и вокруг, как утро, день и ночь быстро проходящего дня. Возможно, так призрак видел мир. Возможно, время и цикл жизни день-ночь быстро проходили для мертвых глаз, чтобы сделать вечность более терпимой.
Если только, нет.
Звезды не двигались. Двигался Армадюк. Лишенный энергии, мертвый, инертный и брошенный гравитацией, он кувыркался в реальном пространстве.
Призрак обдумал это с ледяной медлительностью, заставив свой замерзший разум думать. Корабль двигался. Как он пришел к этому? Какой рок постиг их? Пришла ли к ним смерть так быстро и так травматически, что воспоминание о конце жизни было полностью вырвано из его памяти?
Как он умер?
Призрак услышал стук. Он становился громче: монотонно, прогрессивно громче.
Он что-то увидел перед глазами. Это была металлическая моечная машина, маленькая. Она висела в воздухе перед ним, очень медленно вращаясь, совершенно не падая. Свет мерцал на ее поворачивающихся гранях. Еще две моечных машины и черный, как нефть, ограничительный болт вплыли в его поле зрения слева в великолепном порядке. Они проплыли позади первой моечной машины, создав на краткий момент астрологическое объединение до того, как поплыть дальше.
Стук стал громче.
Призрак почувствовал боль. Легкую, далекую, но, тем не менее, боль. Он чувствовал ее в своих фантомных конечностях, своей спине, своей шее. Послевкусие от агоний, которые он испытал в смерти, пришло с ним на другую сторону вуали, чтобы мучить его тень.
Как подходяще. Как подобающе предательской натуре Вселенной. Только в смерти заканчивается долг, но боль с этим не заканчивается. Это то, что священники и иерофанты вам не говорят. Смерть – не последнее освобождение от боли. Боль остается с вами. Она прицепляется к вам навсегда.
Какой еще лжи его научили за его краткое существование? Открытие заставило его захотеть проклясть имена тех, кто дал ему жизнь, тех, кто притворялся, что любит его, тех, кто требовал его верности. Это заставило его захотеть проклясть сам Трон за то, что ему говорили, что смерть была каким-то типом умиротворяющей награды.
Это заставило его захотеть проклясть всё.
Призрак открыл рот.
— Пошли все нафес, — сказал он.
Его дыхание паром вырвалось в воздух. Его кожа была холодной.
Погодите, дыхание?
Стук стал громче.
Это была кровь, что стучала в его ушах.
Внезапно, он снова мог слышать. Внезапно, его мир был полон шума: его собственное неровное дыхание, крики и стоны тех поблизости, вой тревог, громкий скрежет корпуса и суперструктуры корабля.
Снова появилась гравитация.
Моечные машины и ограничительный болт упали на палубу. Призрак тоже упал. Он ударился о поверхность, которая была скользкой от наледи, и ударился он сильно. Все воздушные пространства и кровеносные сосуды в его теле подстроились к гравитации. Он наполовину задохнулся, когда его трахея согнулась. Его легкие паниковали. Его живот заколыхался, как наполовину заполненный бурдюк с сакрой. Повсюду вокруг себя он услышал удары, и осознал, что это были звуки каждого свободного предмета на борту старого корабля, которые падали на палубу. Внутри Армадюка был дождь из вещей и людей.
Призрак поднялся на ноги. Он был неустойчив. Призрак был создан для плавания, не для ходьбы. Каждая его часть болела.
Он нашел свою лазерную винтовку на палубе поблизости. Он поднял ее руками, которые не работали так хорошо, как бы ему хотелось. Может призрак трогать вещи? Видимо так.
Возможно, это было какое-то наказание. Возможно, его отозвали назад к смертности для одного последнего долга. Тогда, еще одна ложь. Даже в смерти долг ни феса не заканчивается.
Призрак пошел по коридору. Он услышал хныканье. Он увидел молодого Белладонского солдата, одного из нового пополнения, сидящего на палубе спиной к стене, со сжатыми зубами, нянчащего сломанное запястье. Парень посмотрел вверх на Призрака, когда тот вырос перед ним.
— Что произошло? — спросил парень.
— Я мертв? — спросил Призрак.
— Что?
— Я мертв?
— Н-нет. Нет, сэр.
— Откуда ты знаешь? — спросил Призрак.
Он увидел ужас в глазах парня.
— Я н-не знаю, — сказал парень.
— Я думаю, что я мертв, — сказал Призрак. — Но ты нет. Ты можешь ходить. Иди в лазарет. Считай, что мы на второй инструкции.
— Да, сэр.
Юноша вздрогнул и с трудом поднялся на ноги.
— Иди, — сказал Призрак.
— Что вы собираетесь делать?
Призрак это обдумал.
— Я не знаю. Но я считаю, что у Бога-Императора для меня припасена какая-то цель, и это оружие предполагает, что в нее будет
